Секс в СССР, или Веселая жизнь. Юрий Поляков

Еще помучится.

      – Вот и славно! – кивал внучок, грустнея.

      20. Секс сексота

      Возьмем диссиденток лихую породу:

      Готовы отдаться любому хрычу.

      Шепни им про нашу и вашу свободу,

      Ругни коммуняк и люби – не хочу!

А.

      Проводив Бобу в высотку, я придвинул к себе гранки и стал читать. Вскоре зашел Толя.

      – Выгулял мысль? – ехидно спросил я.

      – Выгулял. – Он швырнул мне на стол «собаку» с информашками.

      Я посмотрел: все они как одна начинались словами: «В Центральном доме литераторов имело место быть…»

      – Знаешь, – Торможенко без разрешения вытряхнул из моей пачки сигарету и закурил от настольной зажигалки в виде сапога. – Я бы «Войну и мир» сократил раза в два.

      – Ты сначала напиши «Войну и мир». Нет, Толя, так не пойдет! Какое к черту «имело место быть»? Так теперь не говорят.

      – Говорят. Хороший старый русский оборот. Не нравится?

      – Не нравится.

      – Зря! Видно, ты попал под влияние инородцев и утрачиваешь корни.

      – Никуда я не попал.

      – А зачем тогда согласился участвовать в травле Ковригина?

      – Ты же не знал про это?

      – Из Курска позвонили. Ты мне не ответил!

      – А у меня есть выбор?

      – Есть.

      – Какой?

      – Застрелиться.

      – Да пошел ты! Стой! Никуда больше не уходи! Вернется Крыков – сразу проведем планерку.

      Толя величаво кивнул и удалился, а я вернулся к гранкам, но тут в кабинет заскользнул Макетсон.

      – Можно? – он кивнул на мои сигареты.

      – Конечно, Борис Львович.

      – Георгий Михайлович, я утром был там… – Ответсек неторопливо закурил и пустил струю дыма вверх. – Они очень озабочены ситуацией с Ковригиным и рассчитывают на вас! – Он пристально посмотрел мне в глаза. – Вы понимаете?

      – Не очень.

      – Попробую объяснить…

      Год назад Макетсона, как бывалого журналиста, привлекли к работе над сборником «Чертополох предательства» – о советских диссидентах. Сначала его вызвал главный редактор Политиздата Карл Сванидзе, папаша нынешнего Сванидзе, а потом пригласили на Лубянку – поговорить. Львович вернулся окрыленный, вскоре его командировали в одно из образцовых исправительных учреждений Мордовии. Там Макетсон под диктофон побеседовал с раскаявшейся активисткой Гельсингфорсской группы Зоей Кацман: взамен ей обещали досрочное освобождение и выезд на историческую родину. Львовичу удалось разговорить смутьянку, сказались близость по «пятому» пункту и дальние родственные связи. Зоя поведала ему грязную изнанку правозащитного движения, упирая на беспорядочные половые связи, царившие среди борцов за вашу и нашу свободу. Будучи в юности недурна собой, она участвовала в подпольных семинарах и дискуссиях в качестве приза, даже гордилась тем, что поощрительно легла однажды в постель с весьма неказистым автором доклада об обреченности социализма. В подполье Зоя попала