Зарево. Оправдание хаоса. Диана Ва-Шаль

другим змеяшимся символом, который я не успела разглядеть, – и, проводив его взглядом, я обратилась к Эндрю.

      – Ты с нами пойдешь, – спросила, стоя у двери трейлера и накидывая куртку на плечи, – или ждать будешь?

      – Идите, я чуть позже пройтись хочу. Ноги разомну, да хоть город гляну; будет что своим рассказать. Так далеко нас не заносило…

      Я согласно кивнула, не выдавая легкого мандража. Сэм, впопыхах собрав сумку с аппаратурой и надев более-менее адекватную толстовку поверх излюбленной футболки, следом выскочил из душного трейлера, захлопнув дверь. Я бросила на него взгляд; судорожно вдохнула и выдохнула, осмотревшись вокруг.

      Нам нужен материал. И мы его получим. Или создадим.

      Подтолкнув Сэма в бок, стремительно направилась к дверям больницы, все еще внимательно рассматривая происходящее за ее зданием. Выглядело все это тревожно и серьезно, что, несомненно, радовало – вероятность плодотворной работы, громкого дела, способного истинно омрачить богоподобный образ Трех, росла. Возможно, подтверждение существования эпидемии на Севере, могло не только открыть глаза людям, но и подтолкнуть их к действиям.

      И, хвала Небесам, машин жнецов поблизости не наблюдалось.

      Сэм нагнал меня уже на лестнице и недовольно пробубнил что-то себе под нос, открывая передо мной дверь и пропуская вперед.

      В больнице пахло всевозможными медикаментами, а в воздухе витало почти осязаемое чувство печали и отчаянья. Я дрогнула, останавливаясь на мгновение и стараясь унять дрожь в теле. Ноги мои окаменели, а ладони взмокли; есть вещи, которые оставляют клеймо на всю нашу жизнь – можно научиться жить с ним, но избавиться не удастся никогда. Заставила себя прогнать навязчивые мысли, вспомнить о том, почему и ради чего мы здесь. Шагнула вперед, окидывая взглядом помещение: да, такая же больница, как и сотни других. Врачи в белых халатах все время куда-то бегут, пациенты либо находятся в палатах, либо стоят у окна, с некоторой завистью смотря на людей, что находятся за пределами этих треклятых стен. Кто-то обязательно плачет, кто-то радуется и покидает больницу, желая боле никогда сюда не возвращаться. В углах – огромные белые горшки с высокими растениями, зеленый цвет которых, по идее, должен успокаивать. И вся эта тишина, прерываемая тихими голосами, стонами, криками и гудением аппаратов, начинает потихоньку сводить с ума…

      На потолках висели горизонтальные бактерицидные лампы, от которых исходил синеватый цвет. Некторые перегорели, и участки длинных коридоров погрузились в неприятный, жутковатый, полумрак.

      Сэм продолжал зевать, лениво держа под мышкой темную сумку, и ему было совершенно плевать на окружающую обстановку: он так хотел спать, что даже не заметил моей мимолетной заминки (или решил не делать на ней акцента?). Но в любом случае я была уверена: если предложить ему поспать прямо здесь, на больничном холодном полу, Дорт бы без раздумий согласился.

      – Ладно, – махнула Сэму рукой, – иди, снимай что-нибудь. А я поспешу на встречу, мы и без того сильно выбились