Пушкин жив. Сборник

ж видит теперь пред собой?

      Да терем пред взором открылся,

      А кто ж на крылечке? Постой…

      Да это ж старуха, что пряла

      Недавно в избушке его,

      Но в шубе собольей стояла,

      На ней было столько всего:

      Жемчужные бусы обвили

      Старухину шею вокруг,

      А жемчуг на ней уложили,

      Как будто спасательный круг.

      И перстни златые на ручках,

      В них блеск самоцветных камней.

      В одежде такой недоучка

      Казалась как будто умней.

      А ноги её украшали

      Чудесной красы сапоги.

      Так пламенным цветом сияли,

      Знай только глаза береги.

      Глава благородной покрыта

      Парчовою кичкой была…

      Да, видно, забыла корыто

      И мужа, с которым жила.

      Старик поклонился дворянке,

      И молвил ей слово рыбак:

      «Я вывернул душу изнанкой,

      Теперь ты довольна, аль как?»

      Прикрикнула, но не сказала —

      «Дворянкою нравится быть».

      И тотчас старуха послала

      Его на конюшню служить.

      Неделя, другая проходит,

      Но пуще старуха дурит,

      И в трепет вновь деда приводит,

      Отправиться к рыбке велит:

      «Ты к морю ступай спозаранку

      И рыбке изволь передать —

      Не нравится мне быть дворянкой,

      Желаю царицею стать».

      Ей молвил хозяин улова:

      «Объелась ты, баба, видать?

      Ведь ты не умеешь два слова

      В одном предложенье связать,

      А ходишь – как старая птица,

      И вечно куда-то спешишь.

      Какая ж ты будешь царица?

      Всё царство своё насмешишь!»

      В ней злость изнутри закипала

      (Ведь бесу подвластна она),

      По впалым щекам отхлестала

      Того, кого слушать должна:

      «Как смеешь, мужик, мне перечить,

      Дворянке такой столбовой?..

      Не может быть даже и речи,

      Идёшь ты, иль будет конвой!»

      Так фразой как будто надела

      Старуха на деда хомут

      И к морю идти повелела,

      Не дав ни еды, ни приют.

      И встретился дед снова с морем,

      А синее море – черно.

      Делиться своим новым горем

      Опять старику суждено.

      И морю он вновь поклонился,

      И рыбку покликал старик.

      С мольбою он к ней обратился,

      Как будто душою приник:

      «Помилуй хоть ты, золотая,

      Царица морских рыбьих стай,

      Всю злость на меня выливая,

      Старуха послала, встречай.

      Что стала дворянкой, не рада,

      Бунтует, её не унять.

      Старуха решила: ей надо

      Царицею вольною стать».

      Едва уловимые звуки

      Услышал от рыбки старик:

      «Исполню всё… Адовы муки

      Ты терпишь. Неужто привык?!

      Ступай себе, старче. Пусть знает —

      Терпенью настанет предел.

      Лишь только, когда потеряет,

      Познает она свой удел».

      Но долг украшает уплата,

      Сняла рыбка с деда «хомут».

      Вернулся