Они доехали почти до Вогийона и Маладри, но нигде не встретили никого, с кем бы поговорить; тогда они вернулись верхней дорогой, и в пастушьей хижине, близ Кудрэ, нашли пятерых паломников. Поколотив их и связав, они увели их в качестве шпионов, несмотря на мольбы, клятвы и просьбы.
Спустившись оттуда к Севилье, они были услышаны Гаргантюа, который сказал своим людям:
– Товарищи, здесь предстоит схватка; их вдесятеро больше, чем нас. Ударим на них?
– Черт возьми! – сказал монах. – Что же мы будем делать? Вы мерите людей числом, а не доблестью и отвагой? – И потом закричал: Ударим, черти, ну, живее!
Слыша это, неприятели подумали, что, наверное, это были истинные дьяволы, и поэтому пустились бежать, бросив поводья, все, за исключением Тиравана, который взял копье наперевес и со всей мочи ударил монаха в грудь. Но, встретив страшную рясу, железо копья затупилось, будто свечка, которою ударили по наковальне. Тогда монах так ударил его древком от креста между шеей и колетом, в самую кость акромион[123], что тот, пораженный, потерял сознание и недвижный упал к ногам лошади.
Монах, увидев епитрахиль, которую тот носил в виде перевязи, сказал Гаргантюа:
– Это – священники, то есть монахи только в зачатке. Я же, клянусь святым Иоанном, – полный монах, и набью вам их как мух.
Крупным галопом он поскакал вслед за ними, настиг задних и стал молотить их как рожь, нанося удары направо и налево. Гимнаст спросил у Гаргантюа, надо ли их сейчас преследовать, на что Гаргантюа ответил:
– Ничуть! Согласно истинной военной науке, никогда не следует доводить своих врагов до отчаяния, потому что необходимость увеличивает силы и мужество, которые уже ослаблены и истощены, и нет лучшего средства спасения для людей оцепеневших и истомленных, чем потеря всякой надежды на спасение. Сколько побед было вырвано побежденными из рук победителей, когда те, вопреки рассудку, стремились к полному уничтожению и совершенному избиению неприятеля, не желая оставить ни одного, кто мог бы сообщить об этом! Нет, всегда оставляйте неприятелю все ворота и дороги открытыми, и скорее постройте для них серебряный мост, чтобы отправить их.
– Правда, – сказал Гимнаст. – Но ведь у них монах!
– Монах, – сказал Гаргантюа, – у них? Честное слово, им же хуже! Но, чтобы быть готовыми ко всяким случайностям, не будем пока отступать. Подождем здесь в тишине, потому что я думаю, что достаточно узнал характер наших врагов. Они руководятся случаем, а не разумом.
Пока они ждали так под орешником, монах продолжал преследование, поражая без всякой пощады всех, кого встречал, пока не встретил всадника, который вез на крупе коня одного из несчастных паломников, и когда он хотел поразить его, паломник закричал:
– О, господин приор, друг мой, господин приор, спасите меня, прошу вас!
Услышав эти слова, враги обернулись и, заметив, что тут был только монах, который так скандалил, стали колотить его, как деревянного осла, – однако он ничего не
122
«Грегорианская вода», изобретение которой приписывалось папе Григорию III, – зто вода, смешанная с вином и пеплом и служившая для омовения оскверненных храмов.
123
Лопатка.