До сотворения мира. Студёная вода и Чёрный медведь. Дмитрий Кноблох

солнышко вставать начинает, в самый холодный родник или до кладезя беги, да воды набирай студёной. И не страшен тебе будет Чёрный супостат, так и бегай по воду, покуда из отроков не выйдешь и мужем не станешь. Мужа ведь Чёрный медведь есть не будет, мясо у них жёсткое и невкусное, Медвежака только отроков ест.

      – Добро, бабуль, а много воды-то таскать, чтоб водный дух впитался лучше?

      – Это уж тебе, мил человек, решать. Тебе виднее, насколько Чёрный медведь тебя сглазил. Может, пары вёдер и хватит. Я тут точно сказать не могу, меня ж там не было.

      – Ох, бабуль, спасибочко. Может, подскажешь, – Волька посмотрел прямо в глаза Листвяне решительным взглядом, и она поняла, что на все вопросы он ещё ответов не получил.

      – Ну не знаю я тогда! Может, эту кадью с утречка полную натаскаешь, этого-то точно с запасом хватит, – озадаченно промолвила, махнув головой в сторону кадьи, баба Листвяна, коря себя в душе, что использовала ребячий страх в корыстных целях. Но её угрызенья совести быстро прошли, так как, во-первых, основная масса из тех, кого она снаряжала ходить по воду, старались филонить, воды в избе, где готовили еду на весь род, вечно не хватало, и упомянутая кадья редкий день стояла заполненной до половины, что создавало сложности при готовке еды, особенно в последнее время, когда в роду было всё больше и больше народу, ввиду того, что увеличилась рождаемость чад малых. И во-вторых, непутёвому Вольке лишний труд только на благо пойдёт, и дури меньше будет. А то энергии дурной хоть отбавляй, а так будет она направлена, по крайней мере, в нужное русло. Ну и в-третьих, Листвяна вдруг совершенно неожиданно вспомнила о курятнике, который сегодня миновала дурная участь, и опять начала сердиться на Вольку. Волька же, обрадованный чудесным спасением, поклонившись в знак благодарности Листвяне, быстро выбежал из избы. Но буквально через пару минут вернулся опять в невесёлом настроении.

      – Бабуль, а что, если Чёрный медведь сегодня в ночь за мной придёт, я ж ещёв кадьюводицы студёной не натаскал. Ежели как учует и сволочит меня? Не, я могу, конечно, всю ночку сидеть, за оберег держаться, чтоб не сняли медвежакины подручники, а ну коль и вправду усну…

      Листвяна только успела сделать шаг к рассыпанному гороху. «Вот же неугомонный!» – подумала она про себя. Ну сил с него нет, с шалопая этого. Но вопрос был по существу, и отвечать на него было нужно. Пришлось импровизировать.

      – Вот ты вперёд себя бегаешь, я ж тебе ещё и не сказала толком ничего, а ты бегом с избы, по ватаге, небось, соскучился. Ох, беспутный… На-ка вот, держи. – и Листвяна кинула Вольке маленький запечатанный глиняный сосудик, глиняшку (в глиняшках хранили заговоренную воду или масло, которые обладали «волшебной силой», чтобы магия сработала, глиняшку нужно было разбить, соблюдая определённый ритуал, наложенный тем, кто создал данную глиняшку), по форме напоминавший сливу, который она достала из стоявшего у стены пеня (старое название шкафа), порывшись в нём с деловым видом.

      – Тут вода заговорённая. Сильная бабка заговор делала. Долго уже храню, вот