Неживая вода. Елена Ершова

      1

      С севера надвигалась навь.

      Сквозь переплетение ветвей Игнат пытался разглядеть набухающее снежной тяжестью небо. Красноватые стволы сосен темнели, словно кто-то медленно закрашивал лес черной акварельной краской. Северный ветер перебирал хвою, и лес наполнялся сухим шорохом – так могли шуршать жуки в спичечном коробке, или крысы в сыром и темном погребе.

      Игнат прислушался, пытаясь уловить в стылом осеннем воздухе далекий перестук дятла, или шорох встревоженной куницы, или треск сухостоя под тяжелой поступью лося.

      Ничего. Только мерное дуновение ветра, только шуршание сосновой хвои.

      Мальчик знал, отчего лесные жители попрятались в свои убежища: они тоже чувствовали приближение нави.

      – Бу!

      Раздавшийся прямо над ухом голос заставил его отпрянуть. Сердце тревожно стукнуло в грудную клетку, глаза стали большими и темными, как у настороженного зверька.

      А Званка – эта невыносимая резвушка Званка, – заливисто хохотала и приговаривала:

      – Испугался, Игнашка-дурашка! Испугался, Игнашка-замарашка!

      В ее голосе не было злобы, и мальчик не обижался. Может, потому, что был у Званки веселый нрав. А, может, потому, что она всегда защищала Игната от местных хулиганов, которые считали своим долгом сопровождать мальчика свистами и обидными выкриками: «Дурак! Дурак пошел!»

      Отсмеявшись, девочка положила на его плечо теплую ладонь и произнесла примирительно:

      – Обиделся? Не обижайся, но видел бы ты себя со стороны!

      Она усмехнулась снова, и на ее щеках появились ямочки. В глубине глаз, похожих на лесные озера, мутили воду бесенята.

      – О чем задумался-то?

      Игнат снова задрал подбородок и ткнул пальцем в вышину.

      – Там. Навь грядет.

      Званка проследила за его жестом. Искрящиеся глаза погасли, налились темной тревогой.

      – Брось. Это только снежная буря, – ответила она, но голос прозвучал неуверенно.

      – С первой снежной бурей могут прийти навьи, – упрямо возразил Игнат. – Так бабушка говорит.

      Он почувствовал, как рука девочки стиснула его плечо, и удивленно посмотрел на подругу. Званка теперь выглядела немного испуганной. Две тугие косы лежали на ее плечах, как подрубленные серпом пшеничные колосья. В пшеничных волосах стеклянными гранями поблескивала голубая заколка-бабочка, подаренная Игнатом на прошлый Званкин день рождения.

      – А твоя бабушка когда-нибудь видала их? – шепотом спросила девочка.

      Игнат покачал головой.

      – Не, не видала. Да и как бы она тогда до своих лет дожила? Навьи никого в живых не оставляют. Зато рассказывала мне, как рассказывали ей, что навьи в прошлом году Красножары дотла спалили, а ребятишек с собой забрали.

      – Ой, – Званка подняла на мальчика взгляд, полный страха и любопытства. – А мертвяков? Видала?

      – Мертвяков видала, – подтвердил Игнат. – Рассказывала, собирала однажды бруснику на болотах, да замешкалась. День на убыль пошел. Тут-то на болоте огни и зажглись…

      Званка пискнула, прижалась к его плечу.

      – Выбираться начала, вот и вечер, – продолжил Игнат. – А как из болота выходила, тогда и увидела мертвяка. Рассказывала: поднялся он из трясины, как высохшая коряга. Зеленые волосы лицо закрывают, руки скрючены, к ней тянутся. И запах такой, словно яйцо протухло.

      – Фи! – Званка сморщила курносый нос. – Не хотела бы я с таким встретиться. А девушек болотных видала?

      – И девушек видала. Все молодые, тела насквозь просвечивают. Говорит, жалуются они очень. Тяжко, мол, под гнетом болотной трясины спать. А ходят они по миру, потому что душегубов своих ищут. Найдут – и зацелуют до смерти, утянут с собой в болота.

      – И какую только пакость в наших краях не встретишь! – воскликнула Званка и обвела притихший лес настороженным взглядом, будто ожидая, что из-за ближайшей сосны к ней потянутся скрюченные руки мертвяка.

      – Идем домой, Игнаш, а?

      Он согласно кивнул. Тишина леса и шорох ветра в сухих кронах тяготили его. При ходьбе из-под подошв ботинок доносились сухие щелчки хвороста и сброшенной хвои.

      «Будто жуков давишь, – подумалось мальчику. – Жуков-мертвеглавцев, что водятся глубоко под землей и питаются гнилым мясом…»

      Игнат повернулся к надвигающейся стихии спиной, и это немного успокаивало его. Это давало надежду, что навь не дойдет до его родной деревеньки. Может быть, разродится снегом где-то в тайге, распоров брюхо об острые иглы исполинских сосен. Или свернет на запад и осядет туманом в бескрайних болотах.

      – А ну, как дойдет?

      Игнат понял, что задал свой вопрос вслух. Званка метнула на него недовольный взгляд.

      – Ну что ты, в самом деле? – прикрикнула она. – Хватит пугать! Нет никаких чертей и навий, ясно? Зима наступает, просто зима! Так каждый год бывает!

      – Бабушка