Одинокие. Константин Борисович Кубанцев

дорогой, благодарю.

      Будто пила, делая трудные, болезненные глотки.

      Прошло двадцать минут. Возбуждение – прошло, напряжение – отпустило.

      Она отстранилась от него. Легкая улыбка играла у неё на губах.

      –Я найду тебя, – полувопросительно, полуутвердительно отрубил Пятак.

      –Да.

      –Персефона – моя богиня подземного царства, – сказал он ей, переведя взгляд за пределы слабого света, кивая в сторону, туда, где по-прежнему царила полночь.

      –Да. Я – такая, – улыбнулась она.

      И это были единственные фразы, которыми они обменялись, за исключением всех тех слов, что вырвались в бреду.

      И она уехала.

      Пятак вернулся к трупу. И остановился перед ним. И стал смотреть на него сверху – вниз. Он не старался разглядеть его, а только размышлял о том, что с ним делать, как поступить: «Оставить здесь? Нет!»

      Он решил втащить мертвого в его же «жигуленок», затем – машину поджечь и столкнуть с обрыва.

      «И нарушить покой сонного города фейерверком и красками?»

      Он тут же отбросил этот план.

      «Эх, делать нечего. Придется совершить вояж», – принял Пятак решение.

      Он присел на корточки и принялся покойника раздевать, попутно тщательно обыскивая его одежду. Рубашка, лишь слегка измаранная кровью. Брюки. Трусы. Носки. В правом кармане брюк – ключи от машины на брелоке. Он переложил их в свой, а вот на то, во что убитый был обут, обратил внимание – коричневые кожаные полуботинки без шнурков на продолговатом невысоком каблуке, легкие, по сезону. Дорогие, пришел он к выводу по тем неуловимым признакам обуви, что описать – нельзя, но по которым сразу узнаешь: марка.

      Пожалуй, именно эта деталь не совпадала с тем серым, сизым, вопиюще-незаметным обликом, что декларировал при жизни ныне-умерший человек.

      – Притворщик, – усмехнулся Пятак и зачем-то погрозил мертвецу пальцем.

      Он сел в «шестерку». Ключ – в замок зажигания. Машина завелась с первого оборота. Он перевел ручку передач в положение задней скорости и, не оборачиваясь, а лишь раз-два посмотрев в зеркало, все одно – ни черта не видно, сдал назад, освободив тем выезд со двора.

      Он не оставил ключ на месте, но и не забрал себе, он просто бросил его на пол, за сиденье водителя, вылез и направился к собственному автомобилю. Тот был припаркован все там же, у последнего подъезда этого злополучного дома: наполовину жилого – наполовину нет.

      «Вектру» он тоже подогнал задом. Так удобнее свалить труп в багажник, рассудил он, но прежде, чем сделать это, Пятак достал из бардачка электрический фонарик и еще раз внимательно осмотрел тело. Лицо залито кровью, и освещенное маломощным и узконаправленным световым пучком казалось неестественно бледным и желтым. Торчащий из глазницы нож придавал ему карнавальное выражение.

      Пятак взял труп за кисть правой руки и посмотрел на суставы – эти разбитые костяшки, покрытые грубыми мозолями, наглядно свидетельствовали – жизнь умерший человек проводил не за столом: операционным ли, обеденным ли, карточным ли, письменным ли.

      И