Золотые погоны империи. Валерий Геннадьевич Климов

соседнего батальона. Изрядно захмелев, они принялись поздравлять друг друга с победой, до которой было ещё очень далеко. В общем, батальонами никто не руководил. В результате, этим «воякам» сильно не повезло: при отступлении, когда немцы нанесли нам свой контрудар и отбросили нашу дивизию за пределы её исходной позиции, они оба попали в немецкий плен.

      – А я, господа, хотел бы ещё немного коснуться проблемы рукоприкладства в нашей армии, затронутой поручиком Моремановым, – вновь включился в разговор штабс-капитан Разумовский. – Будучи на Восточном фронте, я, как-то, присутствовал на офицерском собрании, устроенном по приказу прибывшего на смотр нашей дивизии командующего 12-й армией генерала Радко Дмитриева. Этот генерал, болгарин по национальности, к слову, являющийся одним из наиболее способных и дальновидных генералов Русской армии, сначала очень дельно обрисовал нам сложившуюся, тогда, военную обстановку на фронте, а затем, и вообще, выступил перед нами со следующей очень проникновенной речью: «Проведите мысленную линию взаимоотношений между офицерами и солдатами. Если вы будете держаться с солдатами выше этой линии – вы останетесь для них чужими и далёкими; если опуститесь ниже этой линии – дойдёте до панибратства, потеряете уважение солдата и власть над ним. Чтобы избежать этого – командиру роты нужно знать каждого солдата в своей роте, а младшим офицерам – во взводе и полуроте. Входите в их нужды, заботьтесь о них; если нужно, даже пишите за неграмотных письма их родным. Спрашивайте у них, как живут их семьи, их дети, но, при этом, никогда не позволяйте им нарушать дисциплину и субординацию. Такие попытки нужно немедленно и жёстко пресекать». Поверьте, господа: эту речь генерала я запомнил на всю жизнь. Так, и в рукоприкладстве: везде должна быть своя «линия разумности». Кстати, Серж, что-то я не замечал, чтобы ты «перебарщивал» с зуботычинами своим нижним чинам. По моему, они за тебя готовы пойти «и в огонь, и в воду»; сам видел, как они тебя, в атаке, собой прикрывали. Так что, поручик, ты явно погорячился насчёт «кулака в рыло» в своей душещипательной речи.

      – Позвольте и мне, господа, высказаться по этому поводу, – вежливо, но твердо «влез» в дискуссию штабс-капитан Черкашин, вновь назначенный (вместо погибшего Лемешева) командир 8-й строевой роты нашего батальона, боевой офицер, также прошедший Восточный фронт и попавший в 1-ю Особую пехотную бригаду после ранения и лечения в госпитале. – Был у нас в полку, на Восточном фронте, начальник пешей разведки поручик Буслаев, крупный и статный блондин. До войны он был землемером и в армию пришёл прапорщиком запаса. Так, вот, Буслаев никогда не грубил подчинённым. У него к провинившимся был свой особый подход. Бывает, вызовет к себе, в землянку, проштрафившегося солдата, прочитает ему нотацию, а затем, засучив рукав, покажет ему свою мускулистую руку и скажет полушутя-полусерьёзно: «Ты, батенька мой, смотри, я никого не бью, но, если позволишь, ещё раз, что-либо подобное, стукну – и дух из тебя вон». Однако, своей угрозы Буслаев