Три Л. Татьяна Буглак

      Лем

      Лем стоял у окна и с привычной профессиональной внимательностью смотрел вниз, на клубящуюся в атриуме торгово-развлекательного комплекса «Баялиг» толпу покупателей, отдыхающих или спешащих по своим делам людей. Голова после вчерашнего гудела, хотелось пить, но двигаться было лень.

      – Свари кофе, а?

      – Сейчас, только рубашку найду. – Жаклин сидела на кровати, выискивая в ворохе одеял, простыней и пледов свои вещи. – Ага, вот она. Может, коктейль намешать?

      – Нет, мне через час на дежурство. – Он поморщился, но не от головной боли – она уже проходила, – а от накатывавшего в такие вот моменты ощущения бессмысленности мира, и главное – от бессмысленности его собственной жизни. Привычное чувство, хорошо, что оно быстро пройдёт, а вечером обещала явиться Наташка, с ней точно скучно не будет. Пока же на Лема наваливалась серая беспросветность полнейшего одиночества.

      Наверное, это его состояние передалось женщине, потому что она, стоя полуодетой у кухонной ниши, спросила, не отвлекаясь от приготовления крепчайшего чёрного кофе:

      – Почему ты постоянно один?

      – Не один. – Он отвернулся от окна и скабрёзно улыбнулся: – Сейчас с тобой, а вечером…

      – С новой фифой из клуба, – закончила она за него. – Неужели тебе не надоело? Или ты на самом деле не умеешь привязываться к людям? Не хочешь любви? Семьи?

      Он сжал кулаки, так, что побелели костяшки. Такие мысли он гнал от себя, и никто за всё время здесь не говорил с ним об этом. Но рано или поздно приходится отвечать, хорошо, что Жаклин – она умна и не болтлива.

      – Любовь? А что это такое? Что такое семья? Знаешь, что это?! Это когда тебя делают, как игрушку! Делают! А потом, наигравшись, вышвыривают вон, даже не удосужившись объяснить, что за мир вокруг!

      Жаклин взглянула на парня, удивлённая его резко изменившимся тоном, потом выставила на журнальный столик чашку с кофе и тарелку с бисквитами:

      – Держи. Перед дежурством тебе поесть нужно. Значит, тебя бросили, и ты теперь не веришь девушкам?

      – Никому!

      Он взял кофе, но сразу же поставил кружку на место – руки слишком дрожали. Почему это воспоминание накатило именно сейчас? Так, что нельзя молчать, слова горят в мозгу, жгут между ключиц, рвутся наружу.

      – Я верил, пытался верить, но был просто игрушкой для того, кого считал отцом.

      Лем закрыл глаза и стал рассказывать. О месяцах до своего рождения, когда его, заготовку, созданного в родильной камере «болвана», учили дистанционно – учили не добру, а боли, и били просто потому, что тогда это можно было безнаказанно делать. О месяцах после рождения, когда ему пришлось взрослеть в десять раз быстрее нормальных людей, быть ребёнком в теле взрослого, послушно исполнять приказы, проходить обследования, участвовать в экспериментах в качестве подопытного кролика. О том, кого он считал отцом, кому верил, единственному в этом мире, и который дважды предал его, сначала холодно объяснив, что он – всего лишь «опытный образец», пробная версия «компаньона», а потом выгнал