Колумб. Рафаэль Сабатини

мне известно, далеко не отшельник.

      Отвращение вновь охватило её. В конце концов, в своём предложении дож ничем не отличался от дона Рамона. Цена, которую ей предлагали заплатить, оставалась неизменной. А в её ушах стояла мольба Пабло.

      – Но как я найду этого человека? Как попаду к Испанскому двору? – ухватилась Беатрис за последнюю соломинку.

      – Это наша забота. Вам помогут, вы получите в своё распоряжение значительные средства. Что вы на это скажете?

      Она заломила руки. Губы её дрожали. Она-то думала, что цена останется той же, но теперь поняла, что к ней добавляется ещё и предательство.

      Пристально наблюдая за Ла Хитанильей, дож повторил:

      – Так что вы на это скажете?

      – Нет! – она вскочила. – Не стоило и просить меня об этом. Стать приманкой! Это позор.

      Барбариго раскинул руки.

      – Не буду настаивать. Если я оскорбил вас, извините меня. Я лишь хотел принять участие в этом деле, облегчить участь вашего брата.

      – Милосердный Боже! – простонала она. – Неужели в вас нет ни капли жалости ко мне?

      – Если бы я мог даровать жизнь и свободу вашему брату, он уже был бы с вами. Но даже дож не может преступить закон, если только не докажет, что делает это ради укрепления государства. А без этого, боюсь, ваш брат станет галерником, если, конечно, трибунал не сократит время его мучений, приговорив к удушению.

      Крик невыносимой боли вырвался из её груди.

      – Матерь небесная, помоги мне! Скажите мне, что я должна сделать, мой господин. Скажите мне больше, скажите мне всё.

      – Разумеется. Разумеется, вам всё скажут. Со временем. Сейчас вам известно достаточно, чтобы принять решение.

      – А если я соглашусь, но потерплю неудачу? – Чувствовалось, что она уже сдалась. – Я даже не знаю, возможно ли то, о чём вы меня просите. Вы же мне ничего не рассказали.

      Дож не заставил себя упрашивать и, вероятно, рассказал ей что-то очень важное, потому что дон Рамон де Агилар, появившись, по своему обыкновению, вечером в Сала дель Кавальо, не увидел на сцене Ла Хитанильи. И от Рудзанте он не добился ничего вразумительного. Тот лишь заверил графа, что Ла Хитанильи в его театре больше нет и он не знает, когда она вернётся.

      В растерянности дон Рамон пришёл следующим утром к дожу, чтобы выяснить, как решился вопрос с Пабло де Арана.

      Его заставили долго ждать в приёмной, что не способствовало улучшению настроения посла.

      Он нетерпеливо мерил приёмную шагами, когда из-за двери показался разодетый толстяк с выпученными глазами и поклонился ему. Дону Рамону уже доводилось встречать этого человека, по фамилии Рокка, корчившего из себя важную персону, но на самом деле служившего в Совете трёх, поэтому посол с высоты своего положения не счёл нужным отвечать на приветствие.

      Но Рокка направился прямо к нему.

      – Меня послали за вашим высочеством. Его светлость примет вас немедленно.

      Бормоча про себя проклятья, дон Рамон последовал за агентом Совета трёх.

      Дож ничем не порадовал его.

      – К