Завтра будет солнечно. Том I. Елизавета Антоновна Тимофеева

затем нужно будет давать интервью по всем планам, высказывать личное мнение, без партии. Поэтому лучше сделать приятное Таракану и переодеться в его подарок.

      – В Екатерининском зале.

      Краем глаза смотрюсь в зеркало на столе, понимаю, что себе я не нравлюсь, улыбаюсь этому и быстрее копаюсь в «дипломате».

      Эгле, видно, думает, что я расстраиваюсь из-за своего всклокоченного вида, поэтому стандартно старается подбодрить. Хотя я каждый день прекрасно вижу себя в зеркале. И мне глубоко безразличен свой вид, если он находится в рамках приличия:

      – Иголочка, ты сейчас выглядишь лучше всех, все мужики страны к дальнозвонам прилипнут. Всё-таки важный момент в современной истории. И с такой красавицей.

      Я смеюсь.

      – Дура ты, Эгле. Думать мне больше не о чем.

      Быстро поменяв пластырь, я выхожу из кабинета в балетках. Очень хорошо, что каблука сейчас нет.

      – Отзвонись Энрикс и узнай о Перуанской стороне на Осакском саммите. Сообщения из Кракова на стол.

      Эгле открыла мой Деловик, синие иконки окружили её на 180 градусов, и по нему начала говорить мое расписание:

      – В 15 встреча министров Западно-Азиатской республики.

      – Отлично! – я стою и проверяю документы с папкой. – От скуки не умрём сегодня… умрём от другого. Где Сербский посол? Я собираюсь цензурить их телевидение. Детей искалечат, борцы за природную натуральность.

      Эгле быстро сверяется.

      – Аудиенция в 19.

      Всё нужное на местах.

      – Спасибо, что бы я без тебя делала.

      И тут зазвонили часы в приёмной – 7:00. Мы встретились взглядами с Эгле, и я рассмеялась.

      7:01

      – Доброе утро! Извините!.. Я!.. – влетаю в зал запыхавшись и не могу вымолвить ни единого слова. Пока все со мной здороваются, я наблюдаю эстетичную утреннюю картину.

      В пока ещё пустом зале находилось три человека: т. Главнокомандующий, который сидел на стуле и листал своё расписание, раскидав иконки на соседний слева стул; т. Премьер-министр, пивший воду у окна и поглядывавший в сад, полузакрыв глаза; т. Пресс-секретарь, который несколько сонно сидел справа с Головней и норовил стащить иконки, чтобы дать им нецензурные названия. И теперь ещё я, т. Генеральный Секретарь, или, как прижилось в народе, Генеральный Секретарь по Счастью, медленно шла в середину зала, где были наши места.

      – А вот и наша звезда образца пролетарского счастья! Как не стыдно на Мировое опаздывать! – Таракан сонно клюёт носом, следя за каждым движением Головни, но уже готов начать издеваться, он аж светится. Это значит, что нам нельзя сегодня садиться вместе, иначе мы будем смеяться в самый неподходящий момент. – Сепаратисты ещё кусков не отрезали? «Я за свободу взглядов, но сепаратизм мне чужд!» – передразнивает меня, вытянувшись по струнке. – А потом что-то резко произошло с Индонезийским здравоохранением. Кто виноват? – он выдержал паузу. – Вот он, – Таракан жестом указывает на Головню.

      – Да ладно, ничего страшного,