Как взрыв сверхновой. Эмиль Вейцман

не столько просительно, сколько раздраженно – дескать, пока тебя допросишься о чем-нибудь, так и надобность отпадет в помощи твоей.

      Услышав подобную просьбу-приказ, я поморщился, выдержал небольшую паузу и, сдерживая раздражение, спросил:

      – Обязательно сегодня?

      – А тебе что, тяжело? – последовал ответ.

      – Было бы удобней завтра или послезавтра.

      Новый ответ был вполне в духе моей сестрицы:

      – Если не хочешь, так и скажи!

      Я, конечно, был не совсем в восторге от перспективы тащить грязное белье в приемный пункт прачечной, но человеку надо было помочь, тем более, что я обещал тете Александре не бросать Алевтину, если она окажется вдруг в затруднительном, а то и вообще в беспомощном состоянии. Так что хочешь-не хочешь, а нести надо. Но на этот вечер у меня имелись другие планы, и менять их не хотелось. Пришлось, однако.

      Прямо с работы я приехал к двоюродной сестре. Отнес грязное белье в приемный пункт прачечной, после чего принес назад пустую сумку и отдал Алевтине квитанцию.

      – Когда готово будет? – спросила кузина.

      – Через две недели.

      – Долго канителятся. Ты что, не мог им сказать, чтобы поскорей сделали?

      – Разговаривать с ними бесполезно.

      – Такому, как ты, конечно. Непробивной ты, Михаил! Удивляюсь, как кандидатскую с докторской защитил! Удивляюсь!

      В последние годы своей московской жизни Алевтина всему удивлялась. Оно и понятно. Уже несколько лет она почти не покидала своей квартиры из-за сильного ослабления зрения – глаукома обоих глаз, – а потому представление о жизни в России складывались у нее преимущественно из радиопередач. Но ведь одно дело информация, полученная по радио и по телевидению, и совсем другое дело текущая, ежедневная информация, почерпнутая из самой жизни.

      Между тем, Алевтина принялась дальше развивать свою мысль относительно диссертаций:

      – … Хотя чему тут удивляться. Вот моя подруга, Пушкина Ирина, ну ты знаешь ее, врач…

      Я, конечно, знал.

      – Так кáк она свою диссертацию сделала? Переписала несколько десятков историй болезни, вот тебе и научный труд.

      – Как это переписала? – сказал я, стараясь не выдать своего раздражения. – Надо ведь материал проанализировать, обобщить его, выводы сделать.

      Сестра с ходу завелась:

      – Да какие там выводы и обобщения! Я что не знаю, как диссертации пишутся!?

      Она, разумеется, знала, поскольку сама являлась кандидатом наук… педагогических. Одна моя знакомая, кандидат филологических наук, желая подчеркнуть некую значимость своей ученой степени, говаривала: «Есть еще и педагогические с политическими в придачу!». Науки, разумеется. Тем самым давалось понять – уровень «диссертаций», представленных на соискания ученой степени кандидата филологических наук, еще не самый низкий, не самый халтурный. Так вот, Алевтина была кандидатом педагогических наук. Не знаю, может быть, в сей