Мамина любовь. Марина Беликова

/p>

      «В кастрюле каждой семьи всегда есть одно чёрное пятно»

      Китайская мудрость

      Пролог

      Плавная мелодия звонка проскользнула в мой сон. Я открыла глаза и посмотрела на экран телефона. Три пропущенных.

      Кто бы это мог быть?

      Я недовольно поморщилась. Неизвестный абонент настойчиво пытался выйти со мною на связь, игнорируя неприлично поздний для звонков час. В четвёртый раз я всё же сдалась и нажала на зелёную кнопку.

      – Слушаю, – сон почти покинул меня.

      – Простите за беспокойство, – незнакомый голос звучал встревоженно. – Вы – Екатерина Андреевна Канская, верно?

      – Да, – ответила я, всё же оторвав голову от подушки. – А кто говорит?

      Внезапный ночной звонок ворвался в мою жизнь и вернул в неё всё то, что я так долго старалась забыть. Я слушала его и физически ощущала, как вновь проваливаюсь в страшную пустоту. Каждое слово летело в меня тяжёлым камнем, попадая точно в цель.

      Снова эта боль.

      …Очень надеюсь на ваше понимание.

      Голос в трубке звучал мягко, но настойчиво.

      Меня охватила паника. Я почувствовала, как хищником во тьме подкрался приступ удушья.

      Давно их не было – лет шесть-семь точно.

      В один миг уютная темнота спальни показалась мне раздавливающей, всепоглощающей чернотой. Я вскочила с постели, включила свет и нервно зашагала по комнате, шумно втягивая воздух через нос, чтобы, наконец, успокоиться.

      – Одну минуту, – прохрипела я в трубку. – Сейчас.

      Я ворвалась на кухню. Нужно выпить немного воды. Пока я пила воду большими жадными глотками, экран телефона светился в темноте, напоминая о присутствии неизбежного прошлого. Сколько не убегай от него, а оно всё равно догонит, схватит и проглотит.

      – Вы меня слышите? Алло?

      Голос в трубке не унимался.

      Чёрные настенные часы зловеще тикали. Пора принимать решение. Возможно, это одно из самых трудных решений в моей жизни. Но я и так откладывала его на слишком долгий срок.

      – Я приеду. Ждите меня сегодня к утру.

      Глава первая

      Есть вещи, о которых совсем не хочется вспоминать. Почему-то именно такие воспоминания – самые цепкие. Они впиваются в голову как ржавый гвоздь в старый забор. Даже если вырвать его из доски, непременно останутся некрасивые отметины и щели.

      Впрочем, в моей голове живут не только чудовища. Есть в ней место и для приятных воспоминаний. К примеру, любимое мороженное. Густое, сливочное, умеренно сладкое… В любой момент я могу прижать язык к нёбу и ощутить вкус, любезно предоставленный воображением.

      Стоит только закрыть глаза, порыться в сундучке с сокровенным – и вот я снова наслаждаюсь мягкостью бархатного платья, подаренного бабушкой к новогоднему утреннику. Драматичное чёрное платье с тяжёлым алым подъюбником больше подошло бы маленькой дофине, а не резвой хулиганистой девчонке. Однако я носила его с королевским достоинством до тех пор, пока не пришла пора сменить роскошный наряд на скромную школьную форму.

      Я ношу с собой и весёлый пикник в кругу друзей, и удачное выступление на сцене, и первую бабочку, сплетённую из проволоки и бисера ещё в начальной школе. Такие мелочи подобны резвым золотистым мотылькам. Когда мне становится страшно, я созываю всех своих мотыльков, прошу их рассеять тьму и указать мне дорогу.

      Самое простое – вспомнить о матери. Мать – самый первый, самый яркий светоч в жизни. Далёкая путеводная звезда, огонёк холодного мерцающего света.

      Вера. Хорошее, доброе имя.

      Я помню мать мимолётными отрывками. Я не могу увидеть её лица с фотографической точностью. Всё видится слишком расплывчато, как если бы я надела не свои очки и пыталась разглядеть мир сквозь чужую призму. Вот она наклоняется чуть ближе и светлые, завитые по моде прошлого века волосы спадают ей на лицо. Мама очень миловидная женщина. В ней столько мягкости, столько нерастраченной нежности! Розовая помада подчёркивает цвет её нарумяненных щёк, немного оживляя застывшие черты. Ей идёт розовый. Глаза уже не выглядят столь печальными, а губы, оказывается, умеют складываться в улыбку.

      Иногда, в редкие моменты хорошего настроения, мама гладит меня по голове. У неё тёплые руки с короткими ногтями, покрытые розовым перламутровым лаком, и огрубевшая, немного сморщенная кожа на костяшках пальцев.

      – Катя… Катенька, – зовёт меня мама сквозь годы.

      Тихий, почти мёртвый голос.

      Она любила гладить меня по волосам, запуская руки в переплетающуюся волнами гриву.

      – Вот бы мне такие! – говорила мама со вздохом сожаления. – Запомни, дочка: волосы – главное украшение женщины.

      Я улыбалась и, стараясь сделать ей приятное, запрокидывала голову чуть назад, давая волосами свободно опуститься на спину и плечи.

      Каштановые.