Прикосновение. Колин Маккалоу

и кое-что покрепче… Как тебя? Алекс или Александр?

      – Александр. Мне бы чашку чаю.

      Руби удивленно вытаращила глаза:

      – Чтоб мне провалиться! А ты, случаем, не церковник? Да нет, ни в жизнь не поверю!

      – Я – исчадие ада, но весьма благопристойное. Грешен в одном: люблю побаловаться сигарами.

      – Ясно, – кивнула Руби. – Матильда! Дора! – закричала она во весь голос.

      Когда в дверях возникли две девушки, Александр понял, чем привлекает постояльцев заведение Коствен. Девушки были молоденькие, миловидные и чистенькие, но от них веяло пороком.

      – Что? – спросила брюнетка Матильда.

      – Будь умницей, пригляди за баром. А ты, Дора, вели Сэму заварить нам с мистером Кинроссом чаю.

      Блондинка кивнула и исчезла, Матильда встала за стойку.

      – Садись, Александр, в ногах правды нет, – продолжала Руби, располагаясь за самым удобным столом – полированным в отличие от остальной мебели в салуне. Из кармана юбки хозяйка извлекла плоский золотой футляр, открыла его и протянула Александру: – Сигару?

      – Спасибо, лучше сначала чаю. Пыли наглотался.

      Руби закурила сама, глубоко затянулась и выпустила дым из ноздрей. Тонкие голубоватые струйки поплыли над ее головой, а Александр вдруг испытал почти болезненный, щемящий трепет, как порой бывало в мусульманских странах, когда ему удавалось мельком увидеть подведенные сурьмой глаза обольстительной красавицы. Мусульмане прятали своих женщин под паранджами, но они тем не менее обладали непреодолимой притягательностью. К таким принадлежала и Руби.

      – Удачно съездил в Калифорнию, Александр?

      – В целом да. Мы с партнерами наткнулись на жилу золотоносного кварца в предгорьях Сьерры.

      – Хватило, чтобы разбогатеть?

      – Отчасти.

      – Что, сразу все промотал?

      – Ну нет, я не дурак, – негромко возразил Александр, блеснув глазами.

      Вдруг встревожившись, она заговорила было, но тут дверь кухни отворилась, и мальчуган лет восьми выкатил тележку с большим чайником под самодельным чехлом, двумя чайными приборами тончайшего фарфора, блюдом элегантных сандвичей и бисквитно-кремовым тортом.

      При виде мальчика, самого прелестного ребенка, какого доводилось видеть Александру, Руби просияла. Маленький официант, тонкий и грациозный, выглядел экзотично и держался невозмутимо и с достоинством.

      – Это мой сын Ли, – пояснила Руби, притягивая к себе мальчика и целуя его. – Спасибо, котенок мой нефритовый. Поздоровайся с мистером Кинроссом.

      – Здравствуйте, мистер Кинросс, – послушно произнес Ли, подражая улыбке Руби.

      – А теперь беги. Живо, постреленок!

      – Так ты была замужем, – произнес Александр.

      Руби высокомерно приподняла светлые брови:

      – Не была. Никакой силой не заставишь меня выйти замуж ни за кого – да, Александр Кинросс, нет на земле такой силы! Самой совать голову в чужое ярмо? Еще чего! Да лучше сдохнуть!

      Почему-то эта вспышка не удивила