Квартира на Уране: хроники перехода. Поль Пресьядо

по принципу мужского или женского, гетеросексуального или гомосексуального, – предполагает переход границы, которая наряду с расовым различием является, пожалуй, одной из самых жестоких политических границ, придуманных человечеством. Переход – одновременно прыжок через бесконечную вертикальную стену и хождение по тонкой линии, начерченной в воздухе. Если гетеропатриархальный режим полового различия – это научная религия Запада, тогда смена пола – не что иное, как еретический жест. По мере увеличения дозы тестостерона изменения становились более явными: волосы на лице – лишь мелкая деталь по сравнению с тем разрывом в социальном восприятии, который провоцирует изменение голоса. Тестостерон меняет толщину голосовых связок – мышцы, которая, изменяя форму, меняет тон и регистр голоса. Странник гендера ощущает изменение своего голоса как одержимость, как чревовещание, которое требует его отождествления с чужим человеком. Эта мутация – одна из самых прекрасных вещей среди всего, что я когда-либо пережил. Быть трансчеловеком значит жаждать внутренней «креолизации»: признать, что стать собой возможно только благодаря изменению, мутации, скрещиванию. Голос, который тестостерон пробудил в моем горле – не голос мужчины, это голос перехода. Дрожащий во мне голос – это голос границы. «Мы лучше понимаем мир, – пишет Глиссан, – когда дрожим вместе с ним, потому что мир дрожит во всех направлениях».

      С изменением голоса изменилось и имя. Одно время мне хотелось, чтобы мое женское имя склонялось как мужское. Я хотел, чтобы меня продолжали звать Беатрис, но чтобы грамматически мое имя сопровождалось местоимениями и прилагательными мужского рода. Но это грамматическое искажение было еще сложнее, чем телесная и гендерная флюидность. Тогда я решил подыскать себе мужское имя.

      В мае 2014 года субкоманданте Маркос объявил в своем открытом обращении из «сапатистской реальности» о смерти Маркоса. Маркос – имя без конкретного лица, ставшее голосом революционного процесса в Чьяпасе. В том же письме субкоманданте утверждал, что берет себе новое имя – Галеано, в честь Хосе Луиса Солиса Лопеса (он же Галеано), убитого в мае 2014 года. Тогда я решил взять имя Маркоса себе. Я хотел, чтобы это имя стало сапатистской маской, скрывающей мое лицо и данное мне при рождении имя. Взять имя Маркоса было попыткой деприватизировать мое старое имя, коллективизировать мое лицо. В социальных сетях латиноамериканские активисты сразу же расценили мое решение как колониальный жест. Они заявили, что, будучи белым и имея испанский паспорт, я не могу носить имя Маркоса. Политическая фикция прожила всего несколько дней. Эфемерный след этой неудачной политической пересадки остался в виде подписи к колонке в газете Libération от 7 мая 2014-го. Латиноамериканские активисты безусловно правы. В этом жесте было много от колониального высокомерия и личного тщеславия. Но это также был отчаянный поиск защиты. Кто осмелится оставить