Изначальное. Роман Воронов

его молчат, как были сомкнуты губы отца и матери, считавших, что пустое сотрясание воздуха не достойно их сиятельств, а уж коли нужно что-то донести до ребенка, достаточно гувернантки. Лишь однажды улыбка тронула неподвижные скулы отца, когда она запуталась в подаренном на шестнадцатилетие платье и растянулась на полу при полном собрании гостей, мать же осталась при этом беспристрастной, едва приподняв удивленную бровь.

      Юная герцогиня, от рождения утопающая в титулах, украшениях, куклах и ограничениях, была напрочь лишена любви через слово. Ей давали самое лучшее и важное, проявляя заботу и любовь через дары, но не произносили вслух того, чего ждет любой ребенок, любой человек. И она, обделенная сама, став матерью, лишила этого же сына, считая подобный догмат воспитания правильным.

      Так просто, думала Герцогиня, улыбаясь при погашенных свечах широко и свободно, я услышала то, что нужно мне и моей семье, прежде всего Виконту, пока еще есть время и мальчик не закостенел в Герцога.

      8

      Темное помещение для Священника – его стихия. Долги ночи ищущего, не сомкнуть глаз в ожидании, не требуется свет молящемуся, не пугает мрак уверовавшего. Святой Отец знал свое Слово заранее, для него не была тайной та Истина, что вела его по жизненным дорогам.

      Сын священника, он с самого детства не ведал и не желал иного пути, как продолжить нести Слово, жить Словом, служить Слову, и ни разу Слово не подвело его, не заставило усомниться в силе и истинности своей, быть может, только тогда …

      Священник задумался, воспоминания спустились из-под сводчатого потолка бесшумным, темным пятном.

      Он с отцом у кровати умирающей матери. Страшная, неведомая болезнь, съедающая внутренности, выжигающая ткани органов невидимой рукой, несущая боль, нестерпимую, непрерывную, неумолимую. Мама уже не кричит, нет сил, она стонет и искусанные до крови губы шепчут, шепчут, шепчут… но не разобрать слов, выдавленных в полубреду, только одно – «прекрати». Отец, бледнее матери, не смотрит на нее, взор его обращен к иконе:

      – Прекрати, она же просит, забери сейчас, не мучай невинную душу, помыслы ее всегда были чисты, а деяния послушны Законам Твоим, так почто Врата Свои открыл столь узко, что телеси входяще корежишь и ломаешь. Не гневи веру мою в Тебя, не испытывай боле, иначе отвернусь и забуду Имя Твое.

      Отец падает обессиленный подле кровати, не осознающий сказанного, ждет громов небесных на голову богохульствующего и чудесного исцеления матери.

      Мама умирала в муках еще неделю. Отец не расстригся, но проповеди его стали похожи на бестолковое бормотание ученика, вызубрившего, но не понимающего предмета.

      Священник оторвался от временной петли, затянувшейся на горле. Благоговейная тишина за столом указывала на то, что все участники были готовы и имели при себе Слова.

      – Ваша светлость, – обратился он к хозяину дома, – прикажите слугам зажечь свечи.

      В темноте зазвенел колокольчик.

      9

      Как лакеи перемещались во мраке зала и какими знаками обменивались