А в чаше – яд. Надежда Салтанова

плаще. Когда человек на стене поднял руки над головой, Нину осенило, что не случайно камень упал. Все вокруг стало вдруг медленным, как будто время споткнулось и еле-еле ползет.

      Нина видела, как человек поднимает руки все выше, как большой валун на секунду застывает на фоне безоблачного неба.

      Через мгновение Нина уже бежала по берегу, отдаляясь от стены и вскрикивая, когда ноги вязли во влажном песке. Добежав до мостков к воротам, она, позабыв о том, как положено ходить почтенной горожанке, пронеслась мимо охраны. Остановилась под чьим-то портиком, когда была уже далеко от ворот.

      Сердце колотилось, Нина задыхалась, пыталась молиться, но мысли скачками метались. Успокоившись немного, она огляделась, одежду поправила, покрывало, что сжимала в кулаке, пока бежала, накинула на голову трясущимися руками. Корзинку она потеряла.

      Ноги подгибались, пока Нина брела к аптеке обратно. Заперла изнутри засов, упала на кровать и не то уснула, не то провалилась в беспамятство.

      Очнувшись, спохватилась, что дела не сделаны, заказы не приготовлены. Руки все еще тряслись.

      Выпив пару глотков успокоительного отвара, Нина села за работу, наказав себе пока не думать о происшедшем.

      Приближались русалии, покупателей прибавилось. Нина доставала запасы, готовила снадобья для снов легких, для душевного успокоения, масла для рук ароматные – многие горожане шли к ней, чтобы подарков купить. Для Гликерии и Феодора припасла и масла, и лучшего травяного настоя, с тмином и чабрецом, с мятой лимонной, с дорогим китайским корнем.

      Русалии – праздник не христианский, древний, но в большом городе любому развлечению рады. Значит, опять будут хулиганить на улицах, рядиться в чужие одежды да пугать прохожих. Нина, как почтенная замужняя женщина, в непозволенных церковью праздниках не участвовала. Так ведь после разгульных ночей многие клиенты пришлют за утренним похмельным настоем, чтобы голову полечить да нутро успокоить. Так что аптекарша достала травы и принялась за работу.

      Вот за приготовлением настоя и застала ее очередная покупательница. Зиновия, жена искусного ювелира, пришла пожаловаться на горькую свою долю. Долго просидела она на скамье с удобными подушками, рассказывая. И все-то в ее хозяйстве идет прекрасно, и слуги, и рабы – все послушные да старательные.

      Нина слушала молча, кивала с сочувствием. Про старательных верно, то-то всех в округе недержание прошибает, когда Зиновия на слуг или рабов криком кричит. И откуда берется только такая труба иерихонская в этой пигалице. На три улицы окрест слыхать. Тут любой послушным станет, коли не оглохнет, конечно.

      А Зиновия все тараторила. И туники-то у нее есть шелковые, и далматики расшитые, и от украшений уже и лоб, и запястья ломит. А нет счастья в жизни ее, потому как муж к любви не способен, дитя только одно у них было, так и то схоронили, едва окрестив. И уж в паломничество она ходила, молила Богородицу и даже к старому храму в скале подношения отнесла. Ну ничего не помогает, на снадобье только вся и надежа.

      Нина, слушая, подливала гостье разведенного