Не боги. Макс Игнатов

12

      Когда во время ужина Либерман указал на маленького старичка, сидящего через два стола от них, даже Вадеев, знающий всех и вся в центре, его не признал.

      – Что-то не помню такого. Он давно здесь?

      – Васенька, отвернитесь, пожалуйста, – кашлянув, попросил Лев Соломонович. – Давайте поговорим в палате.

      Когда они вернулись, Либерман сказал:

      – Его фамилия Белкин. Здесь он уже четвертый раз – и, похоже, последний. Анализы показали… в общем, вы понимаете. Он сейчас снова на терапии, там еще колют дополнительные уколы – только все это уже бесполезно. К тому же лечение очень серьезно сказалось на сердце. Начмед все ему объяснил еще месяц назад.

      Начмедом он называл Ялынского.

      Все помолчали.

      – Сколько ему? – поинтересовался Артем.

      – Вы не поверите, – Либерман снял очки и протер слезящиеся глаза. – Сорок три.

      – Сколько?? – в один голос воскликнули Горбунов и Вадеев.

      – Да, вот такая судьба, – покачал головой Лев Соломонович. – Болезнь его иссушила, извела, и теперь он выглядит как старик. Вообще-то Боречка – родственник моей жены.

      Он вытер платком глаза и продолжил:

      – А вы думали, куда я каждый вечер на час ухожу перед ужином? Мы играем с ним в шахматы. У Боречки до сих пор светлый ум.

      – Его же могли выписать умирать домой, – откашлявшись, спросил Василий, – как это уже бывало.

      – Боречку не выпишут, – отмахнулся Либерман, – по этому поводу с начмедом был разговор. И потом – начмеду платят деньги за лечение, зачем ему их лишаться? Но давайте к делу.

      Он снова надел очки и посмотрел на собеседников.

      – Чтобы вас, мои молодые друзья, не терзали сомнения, я скажу вам сразу – мы с Боречкой все обсудили. Не так давно, но в любом случае это его решение, и он от него не отступится. Совесть его не беспокоит, и позже, когда придет черед, перед создателем он предстанет спокойным и не сомневающимся ни в одном своем поступке. Надеюсь, это будет не скоро… так вот. Он все сделает, и я в нем уверен. И никто, кроме меня… кроме нас, не узнает о том, что и как произошло.

      – Я извиняюсь, Лев Соломонович, – Артему было неприятно это говорить, – но… вы не давили на Белкина?

      – Нет, нет, – Либерман поднял обе руки вверх, – ни в коем случае. Но спасибо вам, Артем… можно, я буду называть вас просто Артем? – Горбунов кивнул, и старик продолжил: – Спасибо за ваш вопрос. Я должен был об этом сказать. Спрашивайте меня еще, если вас что-то смущает. У нас с вами не должно быть недомолвок.

      – У него есть права? Он сможет договориться с Бойко и выйти в город? Одежда есть? И насколько он силен, в смысле – морально? – на одном дыхании выпалил Василий.

      – Все есть, – кивнул Либерман. – Все сможет. Я за него ручаюсь.

      Они говорили еще долго: сначала о предстоящих событиях, потом кто-то рассказывал о своей жизни, потом возвращались к прежней теме, и снова кто-нибудь вспоминал былое – и так до той поры, пока дежурный врач не постучал к ним в дверь.

      – Вы что тут шумите? На весь этаж гул, все уже спят.

      Они переглянулись и заулыбались, как расшалившиеся