Капитан Проскурин. Последний осколок Империи на красно-зелёном фоне. Сергей Гордиенко

тоже из контрразведки.

      Январь 1920-го. Крым

      Мария Удянская приходила дважды, приносила пироги. Павел разламывал, но ничего не было. В третий раз Мария принесла жареную рыбу, целую. Записка!

      Пашенька, в городе все настроены против вас. Армия тоже. Май-Маевский меня не принял, назвал тебя организатором красной сволочи.

      Утром в уборной мы встретили Ваньку Воробьёва – «партийного товарища» Павла. Его тоже ожидал расстрел.

      – Бежим, – прошептал Воробьёв.

      – Охраны много.

      – Поднимай своих. Я тоже перешепчусь.

      В столовой во время обеда Воробьёв прошёл мимо нас, бросив:

      – Согласны только шестеро.

      Весь день Павел не находил себе места – план побега, предложенный Воробьёвым, был слишком дерзкий.

      – Побег или трамвайный столб! Выбирай! – поставил я точку в его сомнениях.

      – Выходи на ужин! – голос охранника эхом пробежал по коридорам.

      В очереди, с миской в руках Макаров громко крикнул:

      – Позовите начальника караула! Очень важное дело!

      Караульный крикнул разводящему, тот позвал начальника.

      – Кто звал?

      – Я.

      – Зачем?

      – Важное государственное дело. Касается и лично Вас.

      – Говорите.

      – При всех не могу.

      – Пошли в камеру.

      Павел выскочил, закрыв дверь на чугунный засов. Воробьёв, Заборный, Вульфсон и татарин Абдул Смаил набросились на часовых. Вместе мы ворвались в караульное помещение. Юнкера спали на нарах.

      – Ни с места! Давай ружья!

      Раздалось два выстрела и юнкера с поднятыми руками прижались к стене. Часовые снаружи, увидев нас, сбежали с поста и мы бросились к открытым воротам. В лицо ударил ветер со снегом. Добежали до Нахимовской и повернули на улицу Кази. Тут начиналась Цыганская Слободка. Со стороны крепости послышались выстрелы, но мы уже были в открытом поле. Ночь, мороз, ветер, а мы без шинелей! Вульфсон и Гриневич без обуви!

      Всю ночь шли по полю. Ветер насквозь продувал гимнастёрки. Повезло, что снег неглубокий и ветер в спину, но мороз истощал силы, приходилось часто отдыхать в снегу прижимаясь спиной. Наконец, вдали замигал огонёк – Херсонесский маяк. Значит, прошли 15 вёрст. Но метель усиливалась. Вульфсон и Гриневич обессилели от холода, ноги не слушались. Пришлось вести под руки. А маяк, казалось, не приближался. Не дойдём! Замёрзнем в поле! Не найду врача!

      Наткнулись на развалины старой крепости. Пришлось обойти.

      – Вспомнил! – неожиданно воскликнул Воробьёв. – В полверсте деревня. Собаки лают! Слышите?

      Двинулись туда. В темноте у самой земли показались огни и сероватый силуэт церкви. Обессиленный, дрожа всем телом, я постучал в дом на окраине.

      – Кто там?

      – Начальник отряда капитана Орлова, – офицерским голосом ответил Макаров. – Заблудились. Прошу открыть дверь!

      Пожилой мужчина с седой бородкой поднёс лампу к окну и внимательно осмотрел нас. Переступив порог, мы повалились на пол.

      – Отец,