Другая судьба. Эрик-Эмманюэль Шмитт

свои вещи и бесшумно спустился на первый этаж, к комнатам Ветти.

      Сквозь портьеру, которой была задернута двойная дверь, все же просачивался свет. Гитлер услышал стоны.

      – Я разочарована… так разочарована… – приглушенно бормотал плачущий голос Ветти.

      – Полноте, Ветти, я же вас предупреждал, вы не хотели мне верить, вы ждали… вот теперь и страдаете.

      – Ох, Вернер!

      Гитлер вздрогнул. Так, значит, этот мерзавец Вернер посеял в душе Ветти зерно сомнения.

      – Я сразу спросил, дорогая Ветти, у того юноши… ну, вы знаете… моего друга… который действительно учится в Академии, есть ли среди них Адольф Гитлер. Он заверил меня, что нет.

      Возмутительно! Вот чем занимался Вернер, после того как Гитлер отверг его грязные авансы: сплетничал с таким же выродком, как он сам, чтобы погубить его репутацию. Хорошее общество. В самом деле. Маловато для меня. Благодарю. Оставайтесь.

      И Гитлер покинул дом 22 на улице Фельбер – крадучись, но мысленно с высоко поднятой головой. Он не жалел о том, что оставил позади. Он испытывал лишь презрение к этой толстой и скупой мещанке, искавшей утешения у содомита.

      «Рейнольд Ханиш. Мне надо разыскать Рейнольда Ханиша. Он приютит меня».

      Он отправился в таверну, где они пили. Рейнольд Ханиш был там, красный, разгоряченный, с опухшими от пива глазами.

      – А? Густав Климт! – воскликнул он при виде Адольфа Гитлера.

      Гитлер не стал обижаться – так был рад, что нашел его.

      – Ты можешь меня приютить? Тут вышла история с женщиной. Знаешь… пришлось уйти.

      – Да нет проблем, мой мальчик, мой дом открыт для тебя. Дам тебе гостевую комнату. Хочешь стаканчик?

      Успокоившись, Гитлер согласился выпить. Конечно, было что-то вульгарное в веселье Ханиша, в его пристрастии к выпивке, в увесистых хлопках по плечу и спине, но если такова цена ночи покоя… В час Гитлер, едва держась на ногах, осовев от выпитого на пустой желудок, потребовал, чтобы они пошли наконец к нему.

      Взяв из-за стойки огромный рюкзак, Ханиш повел Гитлера за собой. Он перелез через ограду неосвещенного сквера и улегся между черными кустами.

      – Добро пожаловать в мой дворец. Вот здесь я и ночую.

      – Как! У тебя нет даже комнаты?

      Ханиш похлопал по рюкзаку, делая из него подушку.

      – А ты как думаешь, Густав Климт? Что с твоих картин я смогу за нее платить?

* * *

      Стелла кричала под ним. На каждое его движение она отвечала вздохом или содроганием. Инструмент плоти был тяжел в ее руках, но Адольф научился наконец играть на нем, извлекая нужную музыку.

      Только бы сдержаться.

      Стараясь не смотреть на кричащую, раскрепощенную Стеллу, он заставлял себя думать о другом; чтобы она наслаждалась хорошо и долго, он должен был лишить себя этого наслаждения и стать чистой пружиной, механизмом. Только не думать о частях моего тела, которые соприкасаются с ней. Думать о другом. Быстро. Надо было отрешиться от своего желания. Он уперся взглядом в пятно на стене и, продолжая двигать