Другая судьба. Эрик-Эмманюэль Шмитт

сжал кулаки, но тут же урезонил себя. Не нервничать, не признавать его правоту, только не признавать его правоту.

      – С каких пор вы перестали видеть сны?

      – Почем мне знать! – взвизгнул Адольф.

      – Нет, вы знаете.

      Конечно, Адольф знает, но о том, чтобы признаться этому кретину-инквизитору, не может быть и речи. Он не видит снов с тех пор, как умер его отец. Ну и что? И главное – какой резон признаваться в этом незнакомцу?

      Фрейд наклонился к пациенту и медленно произнес:

      – Вы не видите снов, вернее, вы их не помните с тех пор, как вам сообщили о смерти отца.

      Мерзавец! Как он догадался? Только не нервничать! Не выходить из себя!

      – И я даже могу сказать вам, – продолжал Фрейд, – почему с того дня вы перестали запоминать свои сны.

      – Да ну? – проскрипел Адольф и сам удивился своему противному голосу.

      – Да. Хотите, чтобы я вам сказал?

      – Да ладно!

      – Хотите? Правда хотите?

      – Валяйте, я бы поржал.

      Адольф все больше удивлялся тому, как грубо отвечает доктору, но справиться с собой не мог. Господи, как хочется пустить ему струю прямо в лицо.

      – Маловероятно… Думаю, вы будете… шокированы.

      – Это я-то? Вот ведь умора! Меня ничем не шокировать!

      Откуда этот тон? Этот визгливый голос? Успокойся, Адольф, успокойся!

      – Да, ничем – кроме голой женщины.

      В точку! Решительно этот человек зол на меня! Он не вылечить меня хочет, а извести!

      – Согласен, я сам вам это сказал, и что с того? Выкладывайте, почему я не вижу снов после смерти отца, господин всезнайка, давайте, раз вы такой умный!

      – Потому что с самого раннего детства вам не раз снилось, как вы его убиваете. Когда вам сказали о его смерти, вы почувствовали себя ужасно виноватым и, чтобы защититься от ваших убийственных поползновений, равно как и от чувства вины, запретили себе осознанный доступ к вашим сновидениям.

      Ярость захлестнула Адольфа. Он должен был ударить. Вскочив с дивана, он поискал глазами, что бы разбить.

      Фрейд метнул встревоженный взгляд на стопку книг на полу. И Адольф, найдя его слабое место, начал топтать ее ногами.

      – Нет… нет… – стонал Фрейд.

      Адольф не утихомирился: мольбы врача уподобились для него воплям «избиваемых» книг.

      Чуть успокоившись, тяжело дыша, взмокший и взъерошенный, он повернулся к врачу. Фрейд улыбнулся:

      – Теперь вам лучше?

      Невероятно! Он говорит так вежливо, как будто ничего не произошло!

      – Я положил здесь эти книги специально для вас. И правильно сделал. Иначе вы могли бы обрушить свой гнев на что-нибудь более ценное. Такового в этой комнате хватает.

      Фрейд окинул взглядом горделивого охотника старинные статуэтки, египетские, критские, кикладские, афинские, римские, греческие, во множестве стоявшие на комодах и бюро. «Переколотить бы всю эту коллекцию», – подумал Адольф, но было поздно: пламя погасло, желание ушло, гнев иссяк.

      Фрейд приблизился к нему:

      – Мой мальчик, в этих чувствах нет вашей