Легенды мрачной Москвы (сборник). Владимир Гиляровский

двор дома Румянцева и прямо во второй этаж, налево в первую дверь от входа.

      – Двадцать шесть! – крикнул кто-то, и все в ночлежке зашевелились.

      В дальнем углу отворилось окно, и раздались один за другим три громких удара, будто от проваливающейся железной крыши.

      – Каторга сигает! – пояснил мне Рудников и крикнул на всю казарму: – Не бойтесь, дьяволы! Я один, никого не возьму, так зашел…

      – Чего ж пугаешь зря! – обиделся рыжий, солдатского вида здоровяк, приготовившийся прыгать из окна на крышу пристройки.

      – А вот морду я тебе набью, Степка!

      – За что же, Федот Иванович?

      – А за то, что я тебе не велел ходить ко мне на Хитров. Где хошь пропадай, а меня не подводи. Тебя ищут… Второй побег. Я не потерплю!..

      – Я уйду… Вон «маруха» завела! – И он подмигнул на девицу с синяком под глазом.

      – П-пшел! Чтоб я тебя не видел! А кто в окно сиганул? Зеленщик? Эй, Болдоха, отвечай!

      Молчание.

      – Кто? Я спрашиваю! Чего молчишь? Что я тебе – сыщик, что ли? Ну, Зеленщик? Говори! Ведь я его хромую ногу видел.

      Болдоха молчит. Рудников размахивается и влепляет ему жесточайшую пощечину.

      Поднимаясь с пола, Болдоха сквозь слезы говорит:

      – Сразу бы так и спрашивал. А то канителится… Ну, Зеленщик!

      – Черт с ним! Попадется, скажи ему, заберу. Чтоб утекал отсюда. Подводите, дьяволы. Пошлют искать – все одно возьму. Не спрашивают – ваше счастье, ночуйте. Я не за тем. Беги наверх, скажи им, дуракам, чтобы в окна не сигали, а то с третьего этажа убьются еще! А я наверх, он дома?

      – Дрыхнет, поди!

      Зашли в одну из ночлежек третьего этажа. Там та же история: отворилось окно, и мелькнувшая фигура исчезла в воздухе. Эту ночлежку Болдоха еще не успел предупредить.

      Я подбежал к открытому окну. Подо мной зияла глубина двора, и какая-то фигура кралась вдоль стены. Рудников посмотрел вниз.

      – А ведь это Степка Махалкин! За то и Махалкиным прозвали, что сигать с крыш мастак. Он?

      – Васьки Чуркина брат, Горшок, а не Махалкин, – послышался из-под нар бас-октава.

      – Ну, вот он и есть, Махалкин. А это ты, Лавров? Ну-ка вылазь, покажись барину.

      – Это наш протодьякон, – сказал Рудников, обращаясь ко мне.

      Из-под нар вылез босой человек в грязной женской рубахе с короткими рукавами, открывавшей могучую шею и здоровенные плечи.

      – Многая лета Федоту Ивановичу, многая лета! – загремел Лавров, но получив в морду, опять залез под нары.

      – Соборным певчим был, семинарист. А вот до чего дошел! Тише вы, дьяволы! – крикнул Рудников, и мы начали подниматься по узкой деревянной лестнице на чердак. Внизу гудело «многая лета».

      Поднялись. Темно. Остановились у двери. Рудников попробовал – заперто. Загремел кулачищем так, что дверь задрожала. Молчание. Он застучал еще сильнее. Дверь приотворилась на ширину железной цепочки, и из нее показался съемщик, приемщик краденого.

      – Ну, что надо? И кто?

      Поднимается кулак, раздается визг, дверь отворяется.

      – И что