Нью-Мексико, год 1887. Эйрик Годвирдсон

сообразил и сухо отозвался:

      – Нет. По счастью – нет. Дженис – внучка управляющего. Дед – управляющий ранчо, а бабка – экономка. Давние друзья нашей семьи.

      – Да? Хм, в роли ревнивого брата ты смотрелся бы прекрасно, – усмехнулся Джойс, вытянув ноги. – Господи, как я чертовски устал!

      – Поэтому и городишь чушь? – хмыкнул Дэф. – Что же, тогда простительно. Рожу умой, а то белый, как мелом присыпали. И лоб вон в саже, кстати.

      Джойс вяло огрызнулся в ответ, но совету последовал – к тому же, зря, что ли, служки тащили эту бадью с водой? Умылся – и правда в голове чуть прояснилось. И жрать захотелось вдобавок.

      О'Нил тем временем куда-то отлучился, вернулся с парой стаканов и початой бутылкой – жидкость цвета светлого золота за толстыми стеклянными стенками фигурной бутылки, помятая корковая пробка, этикетки Джойс не разглядел.

      – Текила? – Джойс потянул носом над предложенным ему стаканом и удовлетворенно кивнул сам себе. – Пойдет. Даже более чем.

      Глотнул, выдохнул, задумался. Пока хозяин дома отмывал руки и лицо от копоти – успел заляпаться, как, в прочем, и Джойс – гость ополовинил стакан и заглянул, что там на притащенной Джимом доске-подносе под салфеткой. Там нашлись ломти кукурузного хлеба, сыр и копченый окорок, от которого предлагалось отрезать самостоятельно, сколько захочется.

      – Без закуски пить стоит только с большого горя, – пошутил Дэф. – А поскольку у нас такого повода нет…

      – Ну как сказать, – проворчал Джойс, но все равно потянулся за ножом, отхватил полоску мяса и моментально сжевал.

      – Жри давай, пессимист чертов, – отозвался Дэф. – Живой? Радуйся!

      – Спасибо.

      – Что? – не понял Дэф.

      – Спасибо, – словно через силу выдавил Джойс снова. – Живой я, понятное дело, твоими стараниями.

      – А, – Дэф отмахнулся. – Не в моих правилах, знаешь ли, было не вмешаться.

      Джойс неопределенно покрутил ладонью, хотел что-то сказать, но только вздохнул, допил и потянулся за добавкой.

      – Индейцы не очень-то любят рассказывать про этих тварей другим, кто… не они. Но знаешь, я, хоть и слышал эти сказки не раз, все никак не мог взять в толк, что оно – не такие уж сказки. Кто-то говорил, что ходящие в чужой шкуре – это люди, которые утратили человеческую свою природу из-за увлечения черным колдовством. Кто-то – что никогда эти твари людьми и не были.

      – По-моему, второе.

      – А вот с этим нам придется разбираться, – Дэф уставился на огонь лампы через стакан. – Потому что…

      – Потому что эти гады ходят по твоей земле?

      – Именно. Это, знаешь ли, мой дом.

      – И весь город тоже, – поддел Джойс.

      – Да, и что? Эти придурки, сидящие в ратуше, да и в форте к северу отсюда, могут считать сколько угодно иначе, – голос Дэфа стал неожиданно жестким, даже ожесточенным.

      – Я так и понял, – Джойс чуть печально усмехнулся. – Из-за таких… ай, ладно.

      – Договаривай, – недобро протянул О’Нил.

      – Мир