Расколотое небо. Светлана Талан

не чиненные, – ответил отец. – Одни намокнут, так другие можно будет обуть.

      – Варя, – в разговор вмешалась мать, – я понимаю, что ты у нас щедрая душа. Признайся, коню успела подсунуть кусок сахара?

      – Небольшой кусочек, – созналась Варя и зарделась.

      – И бусы красные успела подружке подарить?

      – Да. – Варя опустила голову и снова покраснела.

      – Я уже промолчала о бусах, потому что это игрушка, забава девчоночья. Но сапоги – совсем другое дело. Это дорогой подарок. Понимаешь? Нельзя весь мир обогреть, ты же не солнце. И мы не такие богатые, чтобы сапоги раздаривать налево и направо!

      – Но я же не кому-то, а Ганнусе хотела подарить, – тихо произнесла Варя. – Мы с ней выросли вместе, она мне как сестра.

      – Пусть отец свое слово скажет, – отозвалась мать. – Я против.

      – Папа, что же ты молчишь? – Варя с надеждой посмотрела на отца.

      – Что я должен сказать? Ты уже не ребенок, должна понимать, что сапоги не у всех есть, потому что это вещь дорогая.

      – Папа, но у нее совсем дырявые сапоги!

      – Так пусть отец починит.

      – Но… Но… – Варино лицо мгновенно стало красным. Набравшись смелости, сказала: – Клянусь, что больше ничего не буду раздавать, но я уже пообещала Ганнусе, что отдам их! И что же мне теперь делать?!

      – Плохо, когда человек не хозяин своего слова, – ответил отец. – А еще хуже, когда надежды не осуществляются. Только поэтому я позволяю тебе сделать этот подарок, но запомни: в последний раз!

      – Спасибо! – просияла девушка, и в ее глазах заблестели слезы. – А вот и Ганнуся! – вскрикнула она, кинувшись к окну. – А я слышу: калитка скрипнула! Так и подумала, что это моя дорогая подружка! – весело щебетала девушка. – Я пойду?

      – Лети уже, Ласточка, – усмехнулся в усы Павел Серафимович.

      А уже через мгновение в старой хате Черножуковых две подружки щебетали, смеялись и расхаживали в кожаных сапожках.

      Глава 12

      Под вечер метель немного утихла и пошел тихий благостный снежок. Село сразу будто повеселело, ожило. Припорошенные снегом хаты побелели, стали наряднее, будто загордились под новыми шляпами. Черные поля и огороды задремали, согреваясь под новеньким одеялом. На улицу выбежала детвора, кто в собственной обуви, а кто и в родительской – грех не осыпать друг друга первым снегом, не пройтись в валенках по девственному, не затоптанному людьми и скотом снежному ковру.

      Павел Серафимович как раз засмотрелся в окно, наблюдая за детской возней возле небольшого сугроба, когда заметил кобзаря Данилу и его поводыря. Мужчина сразу же вышел на улицу, пригласил их в дом. Данила зашел, отряхнул снег с шапки и кожуха, вежливо поздоровался с хозяевами.

      – Деточка, ты же совсем замерз! – заохала хозяйка. – Разувайся и лезь на печь отогреваться!

      Пока Павел Серафимович провожал гостя к столу, жена высыпала из котомки на печь мешочек проса, простелила кожух.

      – Залезай, Василек, – скомандовала она. – Да побыстрее! Ложись на кожух, а я тебе еще и одеяло теплое принесу. Еще моя мама (царство