В обнимку с чемоданом. Любовь Коряковская

по-матерински. И вдруг увидела в окне мамины глаза. Хотела подойти, но так и не научилась заглушать крик словами, после коктейлей появилась привычка успокаивать себя сквозь сон.

      В тот день домой вернулась раньше, а он валялся на резиновом матрасе, читая вслух: «Вы говорили, вам пора лечиться, а я лежал как раненая птица, офонарев от этого всего. Любимая! Меня вы не жалели, но всё равно ко мне подсели, расцеловав в постели, вы наливали мне вино».

      – Принесла? – в его голосе слышались нотки недовольства.

      – Направление в больницу!

      – Хватит! Не устраивай мне сцен!

      – Не собираюсь!!!

      – Сбегай лучше за бутылкой.

      – Завтра в больницу ложиться, идиот!

      – А сегодня, милая, вы всё отлично помните, когда ходили вы по той же самой комнате и говорили, что у нас сегодня опохмел!

      – Уходи.

      – А ты подними меня.

      – Встать уже не можешь?!

      – Не нальёшь, убью!

      – И не подумаю!

      – Серьёзно?!

      В его голосе прозвучал звериный рык. На полусогнутых ногах он пополз в мою сторону. Я распахнула окно и стала кричать о помощи. Он приблизился, и я почувствовала его руки на моей глотке. Как собачонка успела только взвизгнуть.

      – Я принесу, только освободи меня.

      Он будто услышал плачь всех детей на планете, отскочил и рявкнул:

      – Бегом, сказал!

      На кухне открыла кастрюлю, где была спрятана заначка, достала два бокала и разлила поровну. Он выпил залпом сразу два. Свалился на пол с широко раскрытыми глазами, блуждающими по потолку, его тело заёрзало на ковре, а полураскрытый рот попытался вдохнуть пролетающий воздух.

      – А два тополя? Неужели срубили? И ты больше не будешь приходить сюда, на наше место, где мы познакомились?

      После похорон третьим глазом почувствовала его присутствие и, не задумываясь, крикнула в воздух:

      – Слышь, ты! Видишь меня на матрасе, я строго следую пропорциям нашего коктейля! За тебя, любимый!

      Я выцедила последние капли из стакана и мутно уставилась на фигуру, спускающуюся с потолка. Буквы на глазах обретали плотную форму, склеивались в фигуру, и мужские очертания становились более ясными.

      – Тебе страшно? Ты боишься себя! Залезь под матрас, как в детстве, – продолжил голос.

      Я была похожа на орущего, топающего ножками испуганного ребёнка, требующего от окружающих исполнить одно желание – исчезнуть!

      – Ну что, доигралась? – с укоризной продолжил голос. – Забейся в шкаф, сиди там днём и ночью. Застынь!

      – И не забудь очки. У тебя, как всегда, сквозняки, словно призраки ледяные, и страхи… и чувство вины… Ты выкини душу, не изнутри, и вновь обрети ЛЮБОВЬ, – это был уже другой голос.

      О матери прозвучали эти строки, и опять привиделся пирс. Дорога нарисовалась длинной, извилистой, сердце пыталось достучаться до глубинных следов боли.

      Из последних сил вытянулась струной и вскочила