Подлинная история Любки Фейгельман. Леонид Бежин

Любка меня сдерживала, заставляла вести себя так же пристойно и терпеть, когда она отвечала на приветствие трубачей из джаз-банда своей ослепительно сиявшей (победительной) улыбкой и взмахом руки, призванным заверить, что это приветствие принято и оценено ею по достоинству.

      Кроме того, она давала понять, что довольна своей ролью признанной королевы этого маленького кафе и вообще своим антуражем, как она говорила: туфельками, платьем и той же лаковой сумочкой, которую она некогда бросила мне с парашютной вышки.

      Правда, на этот раз в сумочке были не леденцы, а позаимствованные у сестры тюбик алой губной помады (явно из театральной гримерной), тушь для ресниц и флакон духов «Красная Москва».

      Мне оставалось лишь удивляться моей Любке – Любе, Любови Рувимовне. Заводила, атаманша, дворовая разбойница и сорви-голова, она, во-первых, с возрастом менялась, и чем ближе надвигалась война, тем заметнее было, как она расцветает, обретает все признаки женственности и стремится уподобиться своей красавице сестре. Во-вторых же, она знала, где и как себя вести, и это знание было у нее не вычитанным из книг, а врожденным.

      Читала она на редкость мало, хотя в семье был культ чтения, и шкафы, набитые собраниями сочинений Толстого, Тургенева, Гончарова, Горького, Мамина-Сибиряка (почему-то!), стояли вдоль стен так, что безжалостно пожирали жилое пространство. Любка из уважения к отцу для видимости поддерживала этот культ, хотя книги не покупала, а брала в библиотеке – и только книги о путешествиях, кладоискателях, индейцах и пиратах – флибустьерах, как она их называла.

      При этом обожала меня экзаменовать:

      – А ты в библиотеку записан?

      – Конечно, записан, – врал я напропалую, но ее не обманешь.

      – В какую же? – спрашивала она с участливым интересом, за которым скрывалась явная подначка.

      – Ну, в эту… как ее… ту, что за углом. Возле аптеки.

      – Значит, ты ходишь в аптеку…

      – В библиотеку!

      – Но рядом с аптекой нет никакой библиотеки.

      – Есть. Ее недавно открыли.

      – Так-так. В таком случае поведай мне, дружок, – она принимала позу проводящей опрос учительницы, – где находится Флибустьерское море?

      Я не мог ничего ответить, кроме как:

      – В Флибустьерии.

      Такой ответ ее не удовлетворял, хотя как мудрая учительница она старалась и поругать, и похвалить:

      – Пятерка за находчивость и двойка за знания. Флибустьерское море – это море Карибское.

      В кафе мы танцевали – под музыку джаз-банда. Любка забрасывала руки мне на плечи, смотрела в лицо, приглаживала волосы, оглядывала меня и говорила с задумчивостью:

      – Зимой ты перестаешь быть белобрысым, а становишься шатеном или даже брюнетом.

      На нас все смотрели, особенно нагло и беззастенчиво трубач. Его наглость меня бесила, я не знал, чем ему ответить, и назло трубачу, а вместе с ним – всему кафе и всему миру жадно целовал Любку. Целовал так, словно мы одни и никого вокруг.

      После этого трубач мне однажды сказал с затаенной угрозой, выждав момент, когда нас никто больше не слышал:

      – Молодой