Граф Монте-Кристо. Александр Дюма

велела дочери лечь спать; потом, через полчаса после того, как Жюли ушла, она встала, сняла башмаки и тихо вышла в коридор, чтобы подсмотреть в замочную скважину, что делает муж.

      В коридоре она заметила удаляющуюся тень. Это была Жюли, которая, также снедаемая беспокойством, опередила свою мать.

      Молодая девушка подошла к г-же Моррель.

      – Он пишет, – сказала она.

      Обе женщины без слов поняли друг друга.

      Госпожа Моррель наклонилась к замочной скважине. Моррель писал; но госпожа Моррель заметила то, чего не заметила ее дочь: муж писал на гербовой бумаге.

      Тогда она поняла, что он пишет завещание; она задрожала всем телом, но все же нашла в себе силы ничего не сказать Жюли.

      На другой день г-н Моррель казался совершенно спокойным. Он, как всегда, занимался в конторе, как всегда, вышел к завтраку. Только после обеда он посадил свою дочь возле себя, взял обеими руками ее голову и крепко прижал к груди.

      Вечером Жюли сказала матери, что хотя отец ее казался спокойным, но сердце у него сильно стучало.

      Два следующих дня прошли в такой же тревоге. Четвертого сентября вечером Моррель потребовал, чтобы дочь вернула ему ключ от кабинета.

      Жюли вздрогнула, – это требование показалось ей зловещим. Зачем отец отнимал у нее ключ, который всегда был у нее и который у нее в детстве отбирали только в наказание?

      Она просительно взглянула на г-на Морреля.

      – Чем я провинилась, отец, – сказала она, – что вы отбираете у меня этот ключ?

      – Ничем, дитя мое, – отвечал несчастный Моррель, у которого этот простодушный вопрос вызвал слезы на глазах, – ничем, просто он мне нужен.

      Жюли притворилась, что ищет ключ.

      – Я, должно быть, оставила его у себя в комнате, – сказала она.

      Она вышла из комнаты, но вместо того, чтобы идти к себе, она побежала советоваться с Эмманюелем.

      – Не отдавайте ключа, – сказал он ей, – и завтра утром по возможности не оставляйте отца одного.

      Она пыталась расспросить Эмманюеля, но он ничего не знал или ничего не хотел говорить.

      Всю ночь с четвертого на пятое сентября г-жа Моррель прислушивалась к движениям мужа за стеной. До трех часов утра она слышала, как он взволнованно шагал взад и вперед по комнате.

      Только в три часа он бросился на кровать.

      Мать и дочь провели ночь вместе. Еще с вечера они ждали Максимилиана.

      В восемь часов утра г-н Моррель пришел к ним в комнату. Он был спокоен, но следы бессонной ночи запечатлелись на его бледном, осунувшемся лице.

      Они не решились спросить его, хорошо ли он спал.

      Моррель был ласковее и нежнее с женой и дочерью, чем когда бы то ни было; он не мог наглядеться на Жюли и долго целовал ее.

      Жюли вспомнила совет Эмманюеля и хотела проводить отца; но он ласково остановил ее и сказал:

      – Останься с матерью.

      Жюли настаивала.

      – Я требую этого! – сказал Моррель.

      В первый раз Моррель говорил дочери: