Граф Монте-Кристо. Александр Дюма

спросил Фернан.

      – Откуда я знаю? Разве это мое дело? Ведь, кажется, не я влюблен в мадемуазель Мерседес, а вы; ищите и обрящете, как сказано в Евангелии.

      – Я уж нашел было.

      – Что именно?

      – Я хотел ударить его кинжалом, но она сказала, что, если с ним что-нибудь случится, она убьет себя.

      – Бросьте! Такие вещи говорятся, да не делаются.

      – Вы не знаете Мерседес. Если она пригрозила, так уж исполнит.

      – Болван! – прошептал Данглар. – Пусть она убивает себя, мне какое дело, лишь бы Дантес не был капитаном.

      – А прежде чем умрет Мерседес, – продолжал Фернан с твердой решимостью, – я умру.

      – Вот любовь-то! – закричал Кадрусс пьяным голосом. – Вот это любовь так любовь, или я ничего в этом не понимаю!

      – Послушайте, – сказал Данглар, – вы, сдается мне, славный малый, и я бы хотел, черт меня побери, помочь вашему горю, но…

      – Да, – подхватил Кадрусс, – говори.

      – Любезный, – прервал его Данглар, – ты уже почти пьян; допей бутылку, и ты будешь совсем готов. Пей и не мешайся в наши дела. Для наших дел надобно иметь свежую голову.

      – Я пьян? – вскричал Кадрусс. – Вот тоже! Я могу выпить еще четыре таких бутылки: это же пузырьки из-под одеколона! Папаша Памфил, вина!

      И Кадрусс стукнул стаканом по столу.

      – Так вы говорите… – сказал Фернан Данглару, с жадностью ожидая окончания прерванной фразы.

      – Я уж не помню, что говорил. Этот пьяница спутал все мои мысли.

      – Ну и пусть пьяница; тем хуже для тех, кто боится вина; у них, верно, дурные мысли, и они боятся, как бы вино не вывело их наружу.

      И Кадрусс затянул песенку, бывшую в то время в большой моде:

      Все злодеи – водопийцы,

      Что доказано потопом.

      – Вы говорили, – продолжал Фернан, – что хотели бы помочь моему горю, но, прибавили вы…

      – Да. Но чтобы помочь вашему горю, надо помешать Дантесу жениться на той, которую вы любите, свадьба, по-моему, легко может не состояться и без смерти Дантеса.

      – Только смерть может разлучить их, – сказал Фернан.

      – Вы рассуждаете, как устрица, друг мой, – прервал его Кадрусс, – а Данглар у нас умник, хитрец, ученый, он докажет вам, что вы ошибаетесь. Докажи, Данглар. Я поручился за тебя. Докажи, что Дантесу не нужно умирать; притом жалко будет, если Дантес умрет. Он добрый малый, я люблю Дантеса. За твое здоровье, Дантес!

      Фернан, досадливо махнув рукой, встал из-за стола.

      – Пусть его, – сказал Данглар, удерживая каталанца, – он хоть пьян, а не так далек от истины. Разлука разделяет не хуже смерти; представьте себе, что между Дантесом и Мерседес выросла тюремная стена; она разлучит их точно так же, как могильный камень.

      – Да, но из тюрьмы выходят, – сказал Кадрусс, который, напрягая остатки соображения, цеплялся за разговор, – а когда человек выходит из тюрьмы и когда он зовется Эдмон Дантес, то он мстит.

      – Пусть! – прошептал Фернан.

      – Притом же, – заметил Кадрусс, – за что сажать Дантеса в тюрьму? Он не украл, не убил, не зарезал…

      – Замолчи! –