Лягушачий король. Елена Михалкова

там, часом, не раздет? – осведомился Илюшин. – Я у вашего подъезда, собираюсь подняться к вам.

      – Заходи!

      Макар возник на пороге минуту спустя. Обнялся с Машей, вручил ей букет ромашек, легкомысленно сообщив, что нарвал на школьной клумбе, – врун! – и потрепал по холке Цыгана.

      – Утвердился ты в этой квартире, да, деревенщина?

      «От деревенщины слышу», – молча оскорбился Цыган и ушел к Маше в ноги, тяжело вздыхать и страдальчески сопеть, как умеет делать только очень довольная жизнью собака, живущая в тепле и неге.

      – Честно говоря, не думал, что он привыкнет к городской жизни. – Илюшин кивнул на пса. – А как же свобода? Леса, поля, дикие пастбища?

      – Продал за гарантированную миску похлебки, – буркнул Сергей.

      – Неправда, – вступилась Маша за Цыгана. – Просто ему в старости захотелось покоя.

      – Мне тоже в старости хотелось покоя! – вскинулся Бабкин. – А что вместо этого? Собачья побудка в шесть утра.

      – В девять!

      Цыган лениво зевнул. Сергей усмехнулся: пес ему нравился, а главное, нравилось, что жена довольна. Они с Цыганом часами исхаживали окрестные улицы и парки, осваивали новые маршруты.

      – Серега, расскажи о твоей поездке, – попросил Илюшин, устроившись с ногами на табуретке.

      – С чего бы начать… Ладно, перейду сразу к выводу. Наш фигурант – сиделец.

      Макар поднял брови. Маша удивленно посмотрела сначала на него, затем на мужа:

      – Сиделец – то есть отбывал срок в тюрьме?

      – Ага. И, я бы сказал, немаленький.

      – Невозможно, – покачал головой Макар.

      – Сам знаю, – огрызнулся Бабкин. – Но вот как-то оно так.

      – Ты лично им занимался!

      – Занимался. И ошибка исключена. Но пойми, я четыре часа наблюдал за этим типом! Он бывший зэк.

      – Ты лично им занимался, – повторил Илюшин.

      – Подождите-подождите, – запротестовала Маша. – Объясните мне, о чем речь! Почему невозможно, чтобы человек сидел в тюрьме?

      Бабкин встал, налил себе воды и вернулся за стол.

      – Я поехал к Харламовым для проформы. Старшая дочь выходит замуж, ее младшую сестру жених кое-чем насторожил.

      – Она заподозрила, что он не тот, кем представляется, – вставил Илюшин.

      – Биография у него прямая, как палка. Родился, учился, работал, переехал в Москву, снова работал. Ни бывших жен, ни приводов!

      – В этом, кажется, нет ничего удивительного, – осторожно сказала Маша.

      – Абсолютно. Поэтому я и сказал, что поехал для проформы. Жених – обычный парень из-под Сыктывкара, всю жизнь крутил баранку, перевозил грузы. Наверное, со своими тараканами. Вспыльчивый. Бомжей недолюбливает. Я же не врач, чтобы понаблюдать и составить психологический профиль!

      – Может, ему такой же бомж под колеса бросился в темноте? – предположил Макар. – Нанес тяжелую травму его душе!

      – Но ты все-таки поехал, – сказала Маша.

      – Для проформы, – в третий раз упрямо повторил Бабкин.

      – Хорошо, я поняла. И что ты увидел? Ты сказал – «странное»…

      Сергей