Девять месяцев на прощение. Светлана Казакова

с сыном на заднее сиденье. «Букашка» резво трогается с места. Смотрю в окно и с каждым поворотом замечаю, как сильно изменился родной город, когда-то исхоженный вдоль и поперек. Стал каким-то… незнакомым, что ли. Другим. Какие-то новые кафе, бары, магазины. Все это напоминает о том, как давно я здесь не была.

      Гошка тоже прилип к окну. Ему все ново, все интересно. Я рада, что сейчас любознательность к нему вернулась. Еще недавно был период апатии, когда сын ничего не хотел, отворачивался от любимых мультфильмов, даже кормить его приходилось едва ли не насильно. Я уходила плакать в ванную, затем умывалась холодной водой и возвращалась к нему, чтобы предпринять очередную попытку хоть как-то его развлечь.

      В такие моменты я почти ненавидела Булатова. За то, что он не рядом, не с нами. За то, что я плачу одна, уткнувшись лицом в застиранное полотенце, а не на его груди, не в объятиях мужчины, с которым я могла бы разделить свою боль.

      Впрочем, кому-то не повезло еще больше. Нередко мужчины уходят из семей, когда их дети серьезно заболевают. Предательство, самое настоящее, и вдвойне страшнее от его обыденности. От того, с какой легкостью люди предают тех, о ком обещали заботиться, за кого взяли ответственность. Жен, детей, стариков, домашних животных, тех, кто безоглядно их любит и всей душой к ним привязан.

      Самому важному дедушка меня научил – быть верной. Но он не сказал, что делать, когда твою верность ставят под сомнение. Если бы я знала это, может быть, сейчас мой сын не рос бы без отца.

      Машина останавливается у выкрашенной в веселый оранжевый цвет пятиэтажки. Лиля помогает тащить вещи, я веду Гошку за руку. Он зевает – снова хочет спать. В последнее время стал уставать очень быстро. Подруга активно подбадривает нас и уже по дороге начинает рассказывать:

      – Квартира теткина. Она живая, даже слишком, в загранку укатила, берет пример с западных пенсионеров, которые путешествуют, а не на лавочках сидят. Очень вовремя – не возвращаться же после развода к родителям.

      – А почему вы развелись? – спрашиваю я.

      – Не сошлись характерами, – смеется она. – Я заводила, он домосед. Мне бы гулять, а ему на диване штаны протирать.

      – Другие женщины были такому наоборот рады, – замечаю я.

      – Знаю, – вздыхает Лиля. – Но вот, раздражало это… Дура я, да? Упустила хорошего мужика. Мне мать так и сказала, еще и добавила: «Где ты теперь другого такого найдешь, чтобы не пил и по бабам не шастал?» А ему лень было шастать! Ему бы только футбол по телеку и сериалы эти…

      – Какие сериалы?

      – Да эти, как их… Там еще закадровый смех такой дурацкий. Тьфу! Ситкомы, во! С утра до ночи готов был их смотреть и пересматривать, если б не работа!

      Мне сложно поддерживать разговор о мужчинах – у меня нет никаких бывших мужей, про которых можно было бы многозначительно сказать: «А вот мой…»

      Поднимаемся на третий этаж. В квартире две комнаты, одну из них Лиля полностью отводит нам. Показывает ванную и кухню.

      – Очень уютно, – говорю я, ничуть не кривя душой. Атмосфера в квартире действительно приятная. Расслабляющая.

      – Обживайтесь, –