Патологическое сомнение. Мыслю, следовательно страдаю. Джорджио Нардонэ

в силу самых передовых научных открытий и методологических размышлений.

      Гёдель с его формулировкой теоремы о неразрешимости[8] одним махом разрушил крепость логического позитивизма Гильберта (Gödel, 1988/1999). Демонстрируя невозможность познания системы теми, кто в нее включен, Гёдель разрушил идею объективного познания, то есть научной истины. После него Гейзенберг (Heisenberg, 1930/1953) с помощью принципа неопределенности[9] дополнительно продемонстрировал влияние экспериментатора и его инструментов на объект и результат эксперимента.

      Демон сомнения – в этом случае методологического – привел к развеиванию иллюзии о науке как средстве для формулирования обнадеживающих объяснений о дилеммах человека и его существовании.

      Неслучайно именно в этот исторический период возвращается также формальная логика, чтобы активно заниматься неразрешимыми математическими или лингвистическими дилеммами с помощью аристотелевской логики «сключения третьего». Бертран Рассел (Russell, 1993/1999), например, развивая теорию типов в логике[10], пытался найти выход из парадоксов, что, как бы изящно ни казалось, не является решением парадоксального утверждения. Даже медицина и психология были подвержены сомнению относительно всех патологий, не поддающихся эмпирическому объяснению. Фрейд (Freud, 2000) предложил ответ на это научное и экзистенциальное затруднение, которое на протяжении многих десятилетий представляло своего рода надежное убежище, настолько, что его психоанализ был определен Поппером (1963/1972) как «религия нашего времени».

      В строго философском контексте первая половина двадцатого века характеризовалась также феноменологическими позициями и экзистенциализмом, который, вопреки религиозным воззрениям, делал акцент на неизбежном приговоре человека к «жизни ради смерти», тем самым поджигая фитиль мрачного безысходного пессимизма. Эта неутешительная философская точка зрения проявляет свои самые крайние формы в «Мифе о Сизифе» Альбера Камю (1942/1947). В этом эссе лауреат Нобелевской премии по литературе сравнивает жизнь с историей Сизифа, обреченного на вечное толкание огромного валуна на вершину горы, с которой он каждый раз скатывается вниз, как в извращенной бесконечной игре. Таким образом, автор ставит дилемму: что правильнее: жить или покончить жизнь самоубийством, сам выбирая второй вариант. Но, к счастью читателей того времени, Камю использует этот аргумент, чтобы предложить свое решение мрачных экзистенциальных воззрений через так называемую философию абсурда: поскольку человек живет, чтобы умереть, он оказывается лишь мимоходом в этой вселенной, имеет смысл попытаться как можно больше насладиться оставшимся отрезком времени существования, взяв на себя обязательство сделать его лучше.

      В мире науки во второй половине двадцатого века Карл Поппер вернул важность методологических сомнений и опровержений[11] как инструмента познания, более того его эпистемология

8

Теорема Гёделя о неразрешимости, сформулированная в 1931 году, утверждает, что никакая система не может быть доказана в рамках самой себя.

9

Принцип неопределенности, провозглашенный в 1927 году немецким физиком Вернером Гейзенбергом, гласит, что положение и скорость частицы нельзя измерить одновременно с одинаковой точностью. Фактически, сам акт наблюдения изменяет поведение наблюдаемых объектов. Среди наиболее важных последствий для повседневного опыта – невозможность прийти к объективному, полному и беспристрастному познанию явления, если наблюдатель не в состоянии заранее узнать, как он влияет на наблюдаемый объект.

10

Теория типов в логике в двух словах гласит, что «любой предмет, который предполагает все элементы коллекции, не должен быть частью коллекции».

11

Карл Поппер со своим критерием фальсифицируемости утверждает, что любая эмпирическая система может быть опровергнута опытом посредством методологических сомнений; все, что невозможно опровергнуть, может считаться эмпирическим утверждением.