Мамино завещание. Алла Михайловна Лебедева

поздним ребенком.

      У нас с братом, было полное ощущение, что мы мешаем этой счастливой молодой семье. Впрочем, окончив школу, дома мы бывали редко. Я училась в областном центре, а брат ушел по призыву, в армию. Полагаю, мама даже не заметила нашего отсутствия, поскольку, новорожденная дочка всецело завладела её вниманием. Первые шаги Люсеньки, первые слова Люсеньки, её необыкновенный ум – только про это, я слышала в редкие дни приезда домой.

      Мои отличные отметки в зачетке, успехи брата на работе – все меркло и бледнело, в материнском сознании, в сравнении, с гениальным лепетанием Люсечки. – « Ну, ты только послушай, что она сказала! Какой способный ребенок!» – бесцеремонно обрывала мама меня, на полуслове. Я приезжала на пару дней, не больше. После чего, хотелось, тут же, уехать назад. Целыми днями слышала сюсюканье: « Мой котик, мое золотце, моя любимая девочка!»

      Я не узнавала собственную мать. От старших родственников я знала, что, маму выдали за нашего отца без ее согласия. Это была воля моего деспотичного деда. Таким образом, мы – дети от нелюбимого мужа. Отчима мама любила, насколько она была способна к проявлению чувств. Во всяком случае, Михаил второй, был ее выбором. Его спокойный покладистый нрав подходил для властной матери. Без ее разрешения, отчим шагу не делал. – «Лизок, как скажешь!» – повторял он, подчиняясь ее распоряжениям, легко и бесприкословно. Словом, они вполне подходили друг другу.

      Натура мамы, была сдержанной и холодной. Проявлять свои чувства она не любила. Такой, мы с братом знали свою маму. Но теперь, я наблюдала необыкновенную метаморфозу, произошедшею с ней. Она не спускала Люсю с рук, целуя и лаская. У нас с братом, была совсем иная мать, чем у нашей сводной сестры. Брат, приезжая, возился с Люсей, менял подгузники, играл с ребенком. Чего, однако, не скажешь обо мне.

      Мать возмущало, что я не разделяла всеобщего восхищения сводной сестрой. К слову сказать, я была совершенно равнодушна к Люсе. Она не вызывала у меня никаких эмоций. Не потому, что она была моей сестрой. Маленькие дети, никогда не вызывали во мне приятных чувств.

      С детства, я только и слышала: « Ты старшая, тебе нельзя! Они маленькие – им можно!» Сейчас, я думаю, что равнодушие к Люсе, было проявлением моего подросткового эгоизма. Но, сердцу не прикажешь. А может, так выливалась одна из форм моего психологического протеста против матери. Люся, не ведая того, лишила нас с братом той жалкой надежды на материнскую любвь, которую мы имели до ее рождения.

      Я, вполне понимала, что этот ребенок совсем не виноват, что она родилась любимой дочкой, а, мы с братом – нет. Уж больно врезались в память тяжёлые воспоминания, когда мы с братом ходили с ярлыками «дураков, дебилов, выродков». Просто, разница в отношениях была слишком огромна и неприятна. Разница была колоссальной.