Простые правила счастливого человека. Игорь Гайдуков

он умер. От скоропалительного рака. Как-то за месяц зачах, очень быстро. Через неделю после похорон к моему знакомому зашла та соседка и попросила помочь вытащить из зала диван, на котором ее муж жил и на котором умер. И вот он рассказывал мне с удивлением, что никогда прежде не видел таких диванов.

      – Там посредине, ближе к одному из валиков, вот такая яма была, представляешь! Здоровенная! Сосед был крупным мужчиной, он задницей утрамбовал себе ямищу до самого пола за все эти годы. Дико! Мы диван из квартиры вытаскивали, и я все на яму эту смотрел. Я того мужика ведь и не знал совсем, но все представлял, как он день и ночь в яму садился, ложился, снова садился. Чего не отремонтировал-то? Новый почему не купил?

      Я слушал этот рассказ и тоже представлял себе диван с ямой. Все нереализованные мечты, задумки, планы, все переживания, успехи и неудачи – все было похоронено в этой диванной яме. Разве есть что-то более страшное, чем такое наследие? Когда все, что остается после мужчины – это старый диван с огромной просиженной ямой?

      Когда у человека нет никаких целей, то сначала к нему приходит лень, затем следом – апатия, а потом бедность. И часто – водка. Это происходит незаметно, постепенно. Человеку начинает казаться, что жизнь еще не началась, что это только разминка перед настоящим рывком вперед. Что вот еще немного…

      Знаете, как выглядит самая убедительная, успокоительная и одновременно – самая ошибочная и смертельно опасная идея? Идея, в которую свято поверило несчетное количество безвестных, уже ушедших от нас людей и еще столько же живущих ныне. Сейчас я расскажу.

      Когда-то мы жили в Карелии. Я проходил там офицерскую службу, и нашей соседкой по военному городку была одна женщина по имени Ирина. Ее муж, Владимир, военный пенсионер, сильно пил. Был натуральным забулдыгой. Но таким добрым, не агрессивным. Он не имел целей, не имел увлечений. Жил сегодняшним днем, в свое удовольствие, и бывал трезвым пару дней в году. Мы частенько видели его бредущим мимо наших окон, с улыбкой на лице и слюной на подбородке. Как-то, субботним утром, жена позвала меня, сказала: «Иди-ка взгляни, Володька-то уже на мазИ». Наш дом стоял на невысокой насыпи, зимой от нас по снегу вниз вилась тропинка. И вот в то утро по ней осторожно спускался наш Владимир, обняв себя руками. На полпути он вдруг поскользнулся и грохнулся вниз. Только упал не назад, на спину, а вперед, через голову. Сделав пару кувырков, он неожиданно бодро вскочил, распахнул бушлат и вытащил из-за пазухи бутылку водки. Осмотрел ее на свет, радостно поцеловал и побрел дальше – домой.

      Вся эта картина выглядела уморительно. Мы с женой от души посмеялись тогда. Но его жене, Ирине, было не до смеха. Иной раз она жаловалась нам при встрече – не лечится муж никак. И к бабкам возила его, и к наркологам, и на работу интересную пристраивала – а все одно, через 2—3 дня снова в «стельку»!

      Очередной осенью он умер. К нам пришла соседка, Наталья, сказала:

      – А Вовка-то Иркин умер. Вы в курсе?

      Мы так и онемели