С высоты птичьего полета. Сьюзен Кельман

себя неуверенно и неловко. Наверняка соседи узнают, что она ночевала не у себя, а была с мужчиной. Она расправила плечи: почему это ееволнует? На самом деле никто о ней всерьез не заботился. Только Генрих. Теперь она стала его возлюбленной, а Третий рейх – ее новой семьей.

      Ингрид ждала на стуле в прихожей с меховой накидкой на плечах и с расшитой блестками сумкой на коленях. Водитель Генриха вернулся минут через пятнадцать и проводил ее до машины. Выйдя на улицу, она не поверила своим глазам: сотни людей собрались на площади, скандируя, крича и распевая. Они держали плакаты в поддержку Сопротивления, королевы Вильгельмины и королевской семьи, хотя те сейчас пребывали в Англии, в изгнании. Ингрид стало не по себе. Эти люди так усложняют работу Генриха.

      Пока она шла в сопровождении шофера к автомобилю со свастикой, до нее донеслось крики о любовнице нациста. Ингрид охватил страх, словно ее объявили врагом. Мысль, что они к ней могут быть настолько враждебны, привела ее в ужас. Кто-то кричал и проклинал ее, а женщина рядом плюнула в ее сторону. Потрясенная, она влезла на заднее сиденье.

      Толпа окружила их и принялась колотить по крыше машины. Водитель, не теряя времени, запрыгнул на переднее сиденье и попытался протиснуться сквозь разъяренную толпу. Ингрид забилась в задний угол машины, желая как можно скорее оказаться дома.

      Глава 13

      Ханна несла две тяжелые корзины с покупками, радуясь, что у нее выдалось свободное от работы утро. Походом по магазинам она была довольна – продуктовые талоны были отоварены не полностью, что позволит целую неделю покупать товары для нее и матери. Однако, все ее мысли занимало увиденное ранним утром.

      Свернув за угол на Нордермаркт, она с удивлением увидела, что обычно тихая рыночная площадь, окруженная кафе и магазинами, полна людей. Кто-то стоял впереди и подбадривал протестующих криками. Она думала развернуться и пойти домой другой дорогой, когда до нее донеслись слова: пылкий оратор рассказывал об облавах прошлой ночью и призывал людей выйти на митинг этим вечером.

      Ханна задержалась, внимательно слушая. Она жила неподалеку от Йоденбурта и уже видела колючую проволоку и ограждения, возведенные вокруг еврейского квартала. Ходили ужасные истории, их она слышала, стоя в очереди утром у лавки мясника: сотни мужчин-евреев были схвачены во время рейда. И это произошло здесь, в ее дорогой Голландии.

      Желая узнать подробности, она заторопилась в центр площади, чтобы присоединиться к толпе. Она слушала, как страстный оратор призывает к забастовке, протестам против такого обращения с евреями и особенно против рейдов и облав. Его слушали сотни людей. По периметру робкими группами стояли растерянные немецкие солдаты, не зная, как сдержать бурлящую толпу разъяренных сторонников.

      Пока Ханна слушала выступающего, кто-то сунул ей в руку листовку. На ней – слова: «Забастовка! Забастовка! Забастовка!» Прочитав, она отметила, что ее вручил член Коммунистической партии. Ханна читала раньше, что немцы запретили существовать Коммунистической партии в Амстердаме –