Волшебник и лесная Фея. Ульвия Мустафина

нем?» молитвенно склонилась над чьей-то загадочной книгой жизни и аккуратно поставила ее на место.

      – А мою… Вы не могли бы перелистать на несколько страниц назад или хотя бы вперед? – улыбнулся Волшебник, заранее предугадывая ответ.

      – Не могу… нам неспроста не дается памяти о прошлом. Нам бы в этой научиться прощать и отпускать с миром. Ведь одно дело от горла наказывать, а совсем другое – от сердца. Если в первом случае Вы будете в данной сложившейся ситуации почтальоном, то во втором имя Вам «Жертва» – и сердце раньше времени износите, и блага не принесете ни себе, ни Вселенной.

      – И как же, по-Вашему, жить следует?

      – Интуитивно… и потом, принимать то, что дается, и отпускать то, что ушло. А то всё мы как-то наоборот поступаем, продолжая ходить вверх ногами. Вот и голова поэтому часто болит.

      И можно было бы выделить из последних слов оттенок иронии, если бы они не были сказаны с легкостью и теплотой, и поэтому Волшебника это совершенно не обидело и не задело.

      – А это Вам. Сувенир на память… из того самого письма, – сказала Фея, протянув Волшебнику сложенный вдвое листок. – Прочтите, когда будете дома… – и исчезла. Потом исчезли дверь и земля под ногами, и пастух неожиданно обнаружил себя сидящим в своем любимом кресле лицом на Восход.

      …и он уже было поверил затекшему телу, что все это ему просто приснилось, если бы не строки по ту сторону запотевшего окна…

      Волшебнику:

      Я вижу улыбку твою

      и руки, мягко касающиеся клавиш.

      Я вижу в тебе того,

      кого ты никак не представишь, —

      глубину твоего необъятного сердца,

      широту твоей бесконечно богатой души

      редкостной красоты, переливающейся,

      а ты все спешишь… не спеши.

      Не присядем ли мы, наблюдая

      за оттенками обаяния, красоты

      твоего голоса, юмора, взгляда, —

      я в нем растворяюсь и насыщаюсь до полноты,

      полноты моих ощущений, —

      говорили, что большего гномам не надо, —

      только этот свет-волшебство в глазах,

      что слегка поблек пару лет назад,

      я молюсь за свет, от души молю,

      за свободу, за радость… и вижу улыбку твою.

      Глава III. Почему Вы назвали меня Учителем?

      – А голос у меня раздражающий, – спросонья сказал пастух, еще окончательно не проснувшись, и повернулся на другой бок.

      – А я обычно первое, что делаю, когда просыпаюсь, – с улыбкой благодарю за новый день, как за новую жизнь, и за все ее новые возможности, – ответил гном, рассматривая утреннюю газету преднамеренно вверх ногами. «Да и так уже все успели перевернуть, поэтому какая разница, как ее рассматривать», – подумал гном, скользнув по ней изучающим взглядом, и, сложив кораблик, отдал его звездному медвежонку, застенчиво выглядывавшему из-за занавески.

      – Для того чтобы улыбнуться и поблагодарить, надо проснуться, а я еще сплю, и мне можно, – проворчал мальчик. – Потому что вчера всю ночь