Ворожея бессмертного ярла. Марина Комарова

омерзительное прикосновение чешуи. А порождения Спокельсе растянули губы в одинаковой мерзкой улыбке.

      – Йанта…

      Снова огладив напряженную, как камень, спину, Фьялбъёрн чуть ли не силой уложил девушку на постель. Властно и сильно прижался к губам, не давая ни выдохнуть, ни возразить. Ласкал и гладил гибкое тело, заставляя, приказывая расслабиться. И через какое-то время ворожея дрогнула, ее руки обвили шею Фьялбъёрна, рот приоткрылся шире, впуская, давая возможность целовать крепче и яростнее.

      – Не слушай, – выдохнул драуг в раскрасневшиеся губы, провел по ним языком. – Их нет, ничего нет. Только я и ты. Эта каюта принадлежит только нам.

      Йанта прижалась было ближе, но вдруг черные глаза расширились, а лицо побледнело совсем уж как у мертвой. Глухо вскрикнув, она изо всех сил рванулась в сторону, отпрянула, продолжая смотреть неверящим взглядом. По телу прошла дрожь, будто девушка увидела что-то ужасное, но глаза ее не отрывались от него, Фьялбъёрна.

      – Мирин… – то ли вздох, то ли мольба.

      Откуда такой страх? Откуда чужое имя и взгляд, которым ворожея на него не смотрела даже в их первую ночь? Словно видит она не его!

      Ничего не понимая, Фьялбъёрн скосил глаза на лежащую рядом книгу с зеркальными страницами. Посмотрел внимательнее и… замер. Не одноглазый драуг, а смуглый незнакомец смотрел в ответ. Глаза – что черные солнца, нос породистый, с горбинкой, черты лица – сокол благородный: и хищный, и красивый. Только есть что-то нехорошее в этой красоте, словно красивая маска прикрывает гнилое нутро. Но… разве может быть оно иным у создания Спокельсе?

      Фьялбъёрн тряхнул головой, лицо незнакомца осыпалось пеплом в зеркале. И снова услышал призраков.

      – Это ты виновата…

      – Твой огонь нес смерть…

      – Ты же знала!

      Уже не обвинение – утверждение и почти проклятие. И голос новый, с хрипотцой, но глубокий, страстный – слушать бы и слушать.

      Только бездонная пугающая чернота глаз ворожеи не давала времени на раздумья о призраках. Не теряя времени, Фьялбъёрн выдернул широкую ленту, служившую закладкой в зеркальной книге, сгреб в охапку жалобно пискнувшую девушку и завязал ей глаза.

      – Так будет лучше, – снова шепнул на ухо и погладил по шелковистым прядям, начиная распускать плетение и пропуская их через пальцы. – Ничего не бойся. Это только сон. Страшный гадкий сон о тех, кто ушел. Но это не они сами…

      Не переставая говорить, Фьялбъёрн стянул с ворожеи всю одежду, уложил слабо отбивающуюся девушку на постель и принялся покрывать поцелуями лицо, плечи, шею и снова что-то неслышно шепчущий рот, оглаживая ладонями высокие упругие холмики груди, осторожно сжимая и потирая пальцами соски.

      А когда первые стоны заглушили неистовый шепот призраков, его ладони спустились по груди и животу к округлости бедер, пальцы коснулись нежной горячей щелочки между распухших, налившихся жаром и повлажневших потаенных губок. Скользнули внутрь, гладя шелковистую скользкую глубину, заставляя стонущую девушку выгибаться на постели и впиваться ногтями