Царица амазонок. Энн Фортье

Разве нет?

      Она посмотрела Анимоне прямо в глаза, но не увидела там ничего, кроме восхищения.

      Неужели все повторялось опять, как там, дома? Мирине не хотелось так думать. Хотя и в деревне Тамаш нередко случались перебранки, все же там никто не полез бы в драку из-за сломанной расчески. Вот из-за украденных инструментов – да… или из-за неверного возлюбленного… но в подобных стычках Мирина все же видела реальный смысл, в то время как в примитивных заботах и опасениях ее подружек-жриц она никакого смысла не находила.

      «Посмотрела бы я, как бы вы все отправились со мной в дикие заросли, – подумала она, бросая последний презрительный взгляд на Кару и ее приспешниц. – Вы бы и дня там не продержались. Если бы даже я научила вас всему, что сама знаю, этого было бы недостаточно. А мой отец, окажись он здесь, непременно сказал бы: „Можно сколько угодно дергать кошку за загривок, но вам все равно не превратить ее во льва“».

      Довольно скоро война Кары с новенькой вылилась в унизительную перебранку прямо на глазах верховной жрицы, чей утомленный вид лишь подтвердил мысль Мирины о том, что жизнь в храме состояла исключительно из жалких ссор.

      – Она пыталась уверить тех мерзких людишек снаружи, что их сын заслужил место рядом с самой богиней Луны! – воскликнула Кара, тыча пальцем в сторону Мирины. – Хотя я говорила, что их подношение недостаточно щедрое! Я следовала правилам, а она, – Кара даже содрогнулась от отвращения, – просто болтает, что ей вздумается!

      – Они все ужасно расстроились, – согласно кивнула одна из подхалимок Кары, маленькая девушка по имени Эги, чей пронзительный голос никак не соответствовал ее тщедушному телу. – Нам пришлось позвать евнухов! Это был почти бунт!

      Верховная жрица повернулась к Мирине, вскинув бровь.

      – Честно говоря, – начала Мирина, разводя руками, – я не понимаю, почему мы не можем сказать тем бедным людям то, что им хочется услышать. Откуда нам-то знать, кто заслужил вечную жизнь, а кто нет? – Она сделала шаг в сторону верховной жрицы, надеясь на доброту ее сердца. – Они так плакали… Это же был их ребенок!

      Мирина прикусила губу, страстно желая, чтобы верховная жрица оказалась похожей на ее мать, для которой родительская любовь была священна. Мирина до сих пор помнила тот день, когда несколько деревенских жителей тайком собрались за навозной кучей, чтобы обсудить судьбу одного малыша, чьи родители считались уж очень никудышными.

      – Нам надо подумать как следует, – сказал один из деревенских, – не стоит ли забрать у них мальчика и передать его в другой дом, где о нем будут лучше заботиться?

      Мирина тогда была ребенком и мало что поняла в этом разговоре. Но она прекрасно видела, как разъярилась ее мать, вмешавшаяся в спор:

      – Да как вы вообще могли до такого додуматься? Забрать малыша у тех, кто его любит больше всего на свете? Даже если вам кажется, что сейчас он страдает, то он будет страдать в тысячу раз больше, если его вырвут из родной семьи! Идите-ка вы по домам, соседушки. –