Если счастье близко…. Марина Стетюха

Офелия в сердцах наговорит всякой чепухи, но обвинять в том, чего не было – чересчур.

      Семен Николаевич снял очки, откинулся в кресле и с презрением посмотрел на молодого доцента:

      – Да ты наглец! Я тебя из ямы вытащил. Дал возможность выбиться в люди. Доверял, как себе. А ты сидишь тут, прикинулся дурачком и думаешь, что сойдет с рук?

      – Я так не думаю. И готов нести ответственность, но только за то, что действительно сделал. Семен Николаевич, – решительно сказал Ростик, – поговорим по-мужски.

      – По-мужски? – ухмыльнулся профессор. – Давай попробуем. Говори, по-мужски.

      – Я правильно понял, речь об Офелии? – спросил Ростик.

      Профессор молча встал, подошел к окну, с минуту смотрел, как ветер колышет зеленые макушки деревьев, потом обернулся к Ростику и с суровым видом сказал:

      – Да, речь об Офелии.

      Ростику хватило пятнадцати минут, чтобы рассказать, как было на самом деле с той первой минуты, как Офелия вошла на кафедру после лекции.

      – Я не отрицаю, что виноват. Но только в том, что допустил, чтобы она полюбила меня, если, конечно, это так. Но я не домогался! Я женат, в конце концов. И люблю жену. Да и потом, – выдохнув, прибавил Ростик, – вы же просили меня приглядеть за Офелией… Вы думаете, я бы посмел…

      – И все-таки, ты подлец! – перебил его профессор, достал смартфон и включил аудиозапись, где четко прослушивался разговор двоих – Ростика и Офелии.

      – Потрясающе выглядишь сегодня, – зазвучал голос Ростика.

      – Спасибо! – был робкий ответ Офелии.

      – Ты подумала над моим предложением?

      – Мне неловко, Ростислав Олегович!

      – Ну что ты, милая. Иди ко мне.

      – Не надо, прошу вас…

      – Почему же? Иди сюда, я тебя обниму. Какая ты красивая!

      – Пожалуйста, перестаньте…

      – Не могу держать себя в руках. Ты возбуждаешь меня… Обещаю, если сделаешь, как я хочу, мы напишем и защитим диссертацию так скоро, что ты не успеешь оглянуться. А без поддержки тебе не справиться…

      В записи послышались какие-то шорохи. Звук прекратился.

      Семен Николаевич смотрел на Ростика. Тот раскраснелся, как рак.

      – Это не то, о чем вы думаете, – стыдливо сказал он.

      – Неужели?

      Ростик встал, налил в стакан воды и выпил.

      – Понимаю, это странно, – сказал он, волнуясь, – но мы играли. Офелия дала мне лист бумаги с текстом и умоляла меня проиграть этот эпизод – очень хотела понять, что чувствуют жертвы, когда к ним домогаются… Я… я, – заикался Ростик, – не думал, что она перевернет этот невинный театр в обвинение в домогательстве. Мы сидели на расстоянии метра друг от друга, когда я зачитывал текст. Понимаю, глупо…

      – Глупо? – сорвался профессор. – Глупо? Мерзавец! Видеть тебя не хочу! Значит так, – Семен Николаевич встал, – если ты сейчас же не напишешь заявление об увольнении, мы обратимся в полицию, и я приложу все усилия, чтобы ты получил сполна.

      Ростик вытер вспотевший лоб, недолго подумал,