Прости, но я скучаю. Сьюзи Кроуз

и смеялась слишком громко, изрыгая теплый аромат мятной жевательной резинки и неприятный запах изо рта, настолько резкий, что он казался почти видимым, как смог. Сунна и не думала, что когда-нибудь позвонит Бренде, но вот пришлось.

      – Алло?

      По шуму на заднем плане Сунна поняла, что Бренда находится в центре толпы.

      – Привет, Бренда…

      – Привет! Сунна! Это ты!

      – Бренда, что происходит?

      – Минуту, Сунна! Я отойду! Здесь такой шум! – Гомон толпы стих, но Бренда все еще кричала в трубку, ее голос был искажен, как музыка из взорвавшегося динамика. – Сунна! Боже мой! Что случилось?

      – Это я спрашиваю, что случилось. Ты где?

      – О боже! Все! Так много всего случилось! Приехал спецназ! И саперы! И пожарные! Ты где, дорогая?

      – Я… я не знаю. – Сунна огляделась в поисках таблички с названием улицы. – Угол Тринадцатой и Розовой. Зачем спецназ? Что происходит, Бренда?

      – Угроза взрыва! Бомба! – проорала Бренда; в трубке трещало и квакало. Она выкрикнула что-то еще, вроде: «Поверишь ли!»

      – Ничего не понимаю, когда ты так кричишь, Бренда.

      – Извини! – Бренда продолжала вопить, медленнее и еще громче. – Угроза взрыва! Была угроза взрыва! Теперь ты меня слышишь? Я сказала…

      – Да, я слышу, Бренда; но когда ты так кричишь, то ничего не…

      – Я живу здесь уже тридцать лет, – не унималась Бренда, – а такое в первый раз!

      – В каком здании? Кто-нибудь есть внутри?

      – Ну, я не знаю, – сказала Бренда, как будто эта мысль раньше не приходила ей в голову. – Очень надеюсь, что нет. Ух, ёки-моки! – Бренда любила выдуманные ругательства и недоделанные бессмысленные словечки и использовала их в ситуациях, для которых и так было полно подходящих слов и выражений.

      «Или вообще не было слов», – подумала Сунна. Она уже жалела, что любопытство заставило ее позвонить этой женщине. Никакие пожарные машины того не стоили.

      Бренда притихла и, похоже, наконец испугалась, как будто прежде мысль о бомбе казалась ей настолько абстрактной и киношной, что не вызывала у нее настоящих эмоций.

      – Господи! – воскликнула она. – Господи! Я выхожу и иду к тебе, Сунна!

      Сунна застонала.

      – Нет, Бренда, ты останешься там, где ты есть. Я сама приду.

      Она повесила трубку, прежде чем Бренда успела уличить ее в обмане, и сбежала с угла Тринадцатой и Розовой.

      – Что там происходит? – спросил кто-то. Это был худой старик с мутными глазами. Он небрежно прислонился к кирпичной стене старого многоквартирного дома, и Сунна не замечала его, пока он не заговорил.

      – Понятия не имею. То есть, – она махнула рукой в знак того, что неправильно выразилась, – то есть я слышала, что была угроза взрыва. Но больше я ничего не знаю.

      Мужчина улыбнулся.

      – В каком здании?

      – Не знаю.

      – Держу пари, в художественной галерее. – Он зевнул и потянулся, как будто угрозы взрыва