Тяжелые сны. Федор Сологуб

это у человека кровь такая. Он и сам не рад, да что ж делать, коли кровь…

      – Перестань, пожалуйста.

      – Вот, вы ни в чох, ни в сон не верите.

      – Какая ты еще неразумная девочка, Валя!

      – Какая я девочка! Мне уж скоро двадцатый пойдет.

      – То есть недавно восемнадцать исполнилось, и ты еще лазаешь по заборам. Где это ты приобрела?

      Анна взяла Валину руку, на которой через всю ладонь проходила красная, узенькая, совсем еще свежая царапинка.

      – А это я об мотовиловский забор, – без всякого стеснения объяснила Валя.

      – Как же это так?

      – А мы за сиренью ходили.

      – В чужой сад, через забор, воровать цветы! Валя, как вам не стыдно!

      Валя покраснела и хохотала.

      – Ну так что ж такое! – оправдывалась она. – Цветы все крадут, даже комнатные, примета есть – лучше растут. Да и куда им сирень, у них много, даром отцветут.

      – А если поймают?

      – Не поймают, – убежим.

      – И вы опять и нынче, как в прошлом году, будете бегать с братьями и сестрами воровать чужой горох? Право, Валя, я совсем на вас рассержусь.

      – Да ведь какой же кому убыток, если возьмем по горсточке гороху?

      – По горсточке! Полные подолы!

      – Ведь это же только для забавы: мы у них, они у нас могут. На репище да на гороховище все ходят.

      – Иди, – я совсем сердита.

      – Ну я больше не буду, право, не буду, – говорила Валя, смеялась и ластилась к Анне.

      – То-то же, а то лучше и на глаза мне не показывайся. А теперь похлопочи-ка о самоваре.

      Валя послушно побежала. Она была рада услужить и никогда не отказывалась, какую бы работу ни задавала ей Анна. Сегодня ей хотелось еще рассказать скандальную историю, но она еще не знала, как подступить к рассказу: Анна не любила сплетен.

      Глава четвертая

      Логин сидел у Анатолия Петровича Андозерского, в кабинете, убранство которого обличало тщетные претензии на вкус и оригинальность.

      Сквозь закрытые окна, за низенькими, сероватыми домишками, виднелось багровое зарево заката.

      Андозерский, плотный, упитанный, лет тридцати трех-четырех, с румяными пухлыми щеками и глазами немного навыкате, неопределенного цвета, был одет в серую тужурку, которая плотно охватывала его жирное тело. Он и Логин были товарищами по гимназии и университету. Юноша Андозерский, наклонный к самохвальству, был неприятен Логину, который всегда бывал неловок и застенчив. Но в учебные годы все-таки им приходилось встречаться часто, даже горячо спорить. Через несколько лет судьба опять свела их. Андозерский уже года три занимал место уездного члена окружного суда.

      – Дивлюсь я на тебя, дружище, – говорил Андозерский. – Прожил ты здесь без малого год, жил затворником и вдруг принимаешься ни с того ни с сего туманными проектами горы двигать. Ну скажи, пожалуйста, что из этого может выйти?

      Логин лениво усмехнулся и сказал:

      – Да я тебя и не приглашаю, – вижу, что это не в твоем вкусе.

      – Знаю, что не приглашаешь, да сам-то ты… Говоря откровенно,