Эсер. Илья Морозов

сена, которое упало раньше. Стало темно, как ночью. Он сразу привстал на четвереньках, понял, что руки, ноги и шея его целы, понял, что может дышать, но так как его придавило, выбраться никак не мог. Он ничего не видел и только слышал, как сено продолжает сыпаться.

      Тут сено перед ним раздвинулось и в проходе показался отец. Никогда ещё Буян не видел его таким испуганным. Голубые глаза широко раскрыты. Отец схватил Буяна за ручки и потащил к себе.

      Буян проснулся и увидел, что отец молча в темноте стоит перед печкой и внимательно смотрит на него. Будто пытается что-то разглядеть.

      – Иди-ка сюда! Помереть он удумал, паршивец!

      Отец одним движением скинул с него одеяло и доху.

      – Не надо, папка, не хорони меня! Я живой, папка! Я ещё живой!

      Буян попытался отползти в угол, где сушились валенки, но крепкие руки отца схватили его и стащили с печи. Мальчик почувствовал, как ему резко стало холодно без одеяла, будто его окунули в прорубь или голышом выставили на мороз.

      – Не надо, папка! Не надо! Я же живой! Ты что не видишь? Я ещё не помер!

      – Иди сюда, сказано тебе!

      Отец взял доху, завернул в неё Буяна и на руках вынес во двор.

      – Катанки приготовь! – на ходу бросил он жене. – И носки шерстяные.

      Буян кричал и плакал. Отец занёс его в баню, раздел донага, разделся сам.

      – Быстро на полок! – велел он.

      Буян стоял и оглядывался, будто чужая это была баня. Он никак не мог понять, зачем его притащили сюда. Он думал, что его тащат в глубокую, промерзшую, тёмную могилу.

      – На полок, говорю! – крикнул отец.

      Мальчик бегом кинулся на полок и лёг на живот, ногами к топке. Отец зачерпнул ковш воды и плеснул на камни. Выждал пару секунд, потом плеснул ещё. Взял сухой берёзовый веник и окунул его в кипяток.

      – Сейчас тебе будет. Вот я тебе устрою. Помереть он вздумал!

      Отец начал хлестать веником: сначала прошелся по ногам, потом по маленькой, тощей заднице, потом принялся за спину. Буян закрыл лицо руками, прижался ртом к щели в полке и жадно хватал прохладный воздух снизу. Отец взял ещё ковш воды и добавил пару.

      – Вот я тебя сейчас, сучий ты сын! Вот ты получишь!

      С каждым разом отец бил всё сильнее. Он сам уже облился потом на три раза, но не прекращал. Листья от веника отлетали и липли к стенам и потолку. От голых прутьев спина и ягодицы Буяна покрылись красными кровоточащими полосами, но отец не останавливался. Он бил и бил. Бил сильнее. Потом лил ещё воды на камни и снова бил.

      – Сейчас ты у меня получишь, сучий сын! Помереть удумал!

      2

      Грязь налипла тяжёлыми комками на колёса телег. Народ толпился у старенькой церкви на главном перекрестке. Первый снег сыпал мелкой крупой им на шапки и плечи. Снег падал на землю и тут же таял, превращаясь в грязь. Все молчали.

      Первым из церкви вышел сам Николай Николаевич, шатаясь от водки, в расстегнутой шубе, он широко раскинул руки и закричал:

      – Ну что, сельчане, встречайте молодых!

      Ему никто не ответил. Зато