О чем тоскует могильщик?. Марина Столбунская

он.

      – Да, что вы хотели? – холодно ответил тот.

      – Простите, доктор, можно задать вам деликатный вопрос? – Офицер старался говорить тише и отвести его подальше от палаты.

      – Да, конечно.

      – Я, видите ли, обручен с Верой Игнатьевной, – замялся он.

      – И?

      – Ну, вот эта ее травма, операция, они как-то повлияют на ее дальнейшее здоровье? Ну, понимаете, о чем я? – Он смущенно покусывал верхнюю губу и был в этот момент невыносимо противен Степану.

      – Не извольте беспокоиться. Абсолютно никак не повлияют. Предсказание самое благоприятное, полнейшее выздоровление, нужно только время, чтобы лечение прошло правильно. Двигательные, умственные, психические функции без изменений. – Он хотел добавить – детородные, но сдержался. – Можете смело жениться.

      – Ой, благодарю, доктор. – Он пожал обеими руками руку Горина. – Даже не представляете, как успокоили, а то и ночей не спал.

      – Мне надо идти, извините, дела.

      – Да-да, конечно. – Борис с облегчением погладил лоб, будто стряхнул пот, на что челюсти Степана непроизвольно сжались, и он поспешил удалиться.

      Новых посетителей не было, и ему сейчас очень подошло уединение с трупом, о вскрытии которого просил его Вениамин.

      Этот день выдался на редкость скуп на пациентов, о чем Горин сетовал, не умея сидеть без дела, да и мыслям такая праздность – самая питательная среда, словно бактериям мокрая тряпка. Гнал их, за книги брался, истории перечитывал, а все никак красный пошлый букет из головы не шел. При таком раскладе и Вене обрадовался, когда голова его в дверях показалась.

      – Проспался, смотрю? – Он широко ему улыбнулся.

      – Да, отпустило. Поблагодарить зашел.

      – Да брось эти церемонии, – махнул рукой Степан.

      – А ты почему грустный сидишь? Случилось чего?

      – Ничего я не грустный, – возмутился Горин, – работы нет, скучаю.

      – Так уж смена твоя закончилась часа два назад. Вот, – Веня забегал по комнате, – в чем твоя проблема. Ты же жизни совсем не знаешь. Только пациенты да книги, и те по медицине. Все, собирайся, – решительно засуетился он, – идем с обществом знакомиться. У нас сегодня партийный кружок, а там самые прогрессивные люди и идеи. Ты такого и не слыхивал. С братом моим познакомишься наконец. И барышни есть. Нет-нет, – жестом остановил собравшегося возразить Степана, – танцев не будет, сегодня серьезная тема. Идем, и не возражай, – тянул он его за рукав.

      Как уж тут было сопротивляться? Да, и не мешало ему и вправду отвлечься от медицины, хотя бы на вечер.

      Шли долго, хлюпая мартовским снегом, лабиринтами улочек, а Веня все не мог остановиться, расхваливая своего брата, так он им гордился.

      – Он у меня, знаешь, важная персона, настоящая волевая, целеустремленная личность, не то что я, но я не в обидах, наоборот, мне с моей ленью и соваться нечего мир переустраивать.

      – А зачем его переустраивать? Что не так-то? – искренне недоумевал Степан.

      – Удивляюсь я тебе, брат, все кипит вокруг