О чем тоскует могильщик?. Марина Столбунская

она заскользила по мокрому льду.

      – Благодарствую, Степан Сергеич, – смущенно покраснев, тихо произнесла она, не удержавшись от счастливой улыбки.

      – Так уж денек выдался, – добродушно ответил он.

      Они пошли рядом, чуть легче, но, оправдывая себя обстоятельствами, он поддерживал ее за руку.

      – Вы куклу кому-то подарите или себе оставите? – хитро спросила Шурочка.

      – Кому ж мне дарить? Себе.

      – Это я с вас делала, – еще гуще покраснела она.

      – Очень похоже, вы – умница, я ж потому и взял. Лестно.

      – Маменька просила еще таких наделать, но я не стану. Пусть одна будет.

      – Ну, это вы зря. Раз талант, что ж не показать? А потом, Арина Никитична о доходе беспокоится. Стало быть, надо наделать.

      – Раз вы так рассуждаете, то и я подумаю, может, уступлю. Правда, боюсь, еще раз так не получится.

      Они дошли до развилки. Дальше каждый должен был идти в свою сторону.

      – Вы, Шурочка, аккуратней на дороге. Я бы проводил вас до гимназии, но в больницу опаздываю.

      – Это было бы лишним, дойду, и вам с Богом дойти, – улыбнулась она, подняв воротник заячьей шубки.

      Они раскланялись и разошлись каждый на свою дорогу.

      Еле доковыляв и порядком устав бороться со стихией, Горин вошел в прихожую, где, стряхивая пальто, разглагольствовал перед сестрицей Амалией Эдуардовной, дородной, очень доброй пожилой женщиной, доктор Иван Григорьевич.

      – И вот не стыда у них, ни совести, у этих домовладельцев. Вот вы скажите, Степан Сергеевич, ну не хотят они снег с тротуаров счищать, так, по крайней мере, могли бы песком посыпать, как делается в благоустроенных городах. В Петербурге ведь посыпают?

      – Посыпают, – коротко согласился Горин.

      – А кто вывозит снег, так сваливают прямо у Тьмацкого моста так, что и перил не видно, и в Покровскую церковь не пройдешь. А на крышах что? Снегу валом. Заледенел и падает на мостовую, причиняя увечья прохожим. Чего, спрашивается, не счищают? Только плату брать горазды. Вам уж привалит, глядите, сегодня работенки.

      – Ой, и не говорите, Иван Григорьевич, и не говорите, – сокрушалась в такт ему Амалия Эдуардовна. – Давай, милой, пальто, у печки просушу, – это она уже к Степану обращалась, опекала его, жалела, как сиротку.

      День и вправду обещался быть богатым на переломы костей и сотрясения головного мозга, хотя в это время года и так их было в изобилии. Пока пил горячий чай со смородиной, чтобы не простудиться, заботливо приготовленный рукой сестрицы, Горин все думал о Шурочке, что промокла она, замерзла, а пальто просушить и чаем напоить ее некому. Симпатичная девчушка, у Глафиры Тимофеевны училась языкам, куклы делать, как и ее мама мастерица. Купил у них куклу-доктора на ярмарке на Масленицу.

      – Степан Сергеич, там привезли зашибленного ледяной глыбой, как Иван Григорьевич и наобещал. – Сестра отвлекла его от размышлений.

      – Идемте же. – Горин озабоченно свел брови и направился в приемный покой.

      Уже и очередь