О чем тоскует могильщик?. Марина Столбунская

что дело серьезнее, чем он думал, и приводить чужака непонятно каких политических взглядов на столь серьезное мероприятие не стоило, он слабо улыбался Степану и ни на шаг не отходил.

      Шушуканье и личные беседы затихли, как только Павел Григорьев, как рекомендовал его Веня, большой и важный человек, начал свою речь с постукивания ножом для резки бумаги о стеклянный стакан.

      – Приветствую вас, товарищи! – бодро начал он. – Ну что, первые погромы прошли успешно, но это только мизер, наброски, надо расширять беспорядки. Активней, товарищи, активней привлекайте беспризорников, они шустрые и много могут помочь с поджогами и закладками, берут мало, таксу ни в коем случае не повышать, быстро просекут, придется больше платить. С текстильщиками дело идет хорошо, а вот морозовцы стоят крепко. Товарищи, кто работает на Морозовской фабрике, что там за проблемы?

      – Мало удается склонить к забастовкам, не желают, недовольных единицы, да и то из проштрафившихся. Работаем, но убеждения мало действенны, надобно к другим мерам переходить, – отчитался рабочего вида молодой человек.

      – Это да, это загвоздка с ними. Тогда придется угрозами и травить. Нам отступать от наших задач никак нельзя, товарищи. Скорость и напор – наши выигрышные козыри. Пока пузатые фараоны еле поворачиваются, нам надо быть как молнии, они шаг, а мы десять. Давить энергией надо. Рабочий – он кто? Он аморфен, безыдеен, думает только о брюхе. Заглянем в его голову. И что там? Говорить с ними надо, товарищи, и давить на больное место. Да, много работы, не спорю, но цель того стоит. Так чего хочет рабочий? Пить и есть слаще. Вот и все, что нужно основной массе. Давите на то, что дворяне да промышленники едят лучше, пьют дорогие вина, чистую, как слеза, водку, а не то пойло, что в наших трактирах подают. Лейте им в уши, чаще твердите, все вот здесь, – он постучал по виску пальцем, – остается. Сидишь рядом с ним и тверди, гнусавь, он и вторить начнет, а там и дальше повторять за тобой будет. Ну, а уж кого не успеем к намеченной дате подготовить, запугивать. Половину запугать, а вторую потравить. Одного раза будет достаточно, посмотрят на колики отравленных да стоны, причитания, в другой раз сговорчивей будут. Товарищи! – Лицо оратора горело огнем, Степану казалось, что все вокруг готово было воспламениться, лица слушателей вторили его мимике, это был какой-то гипнотический сеанс. – Наша цель близка, еще чуть-чуть, и мы свергнем старый режим, мы нанесем сокрушительный удар, перед которым он не устоит. Но действовать мы должны наверняка, без осечки. Иначе вместо лавров и благополучия мы с вами, лично мы, сгинем на каторге и в тюрьмах, будем лежать в общих могилах с размозженными башками. – Он повысил голос. – Головами, товарищи, отвечаем! Нашими, вот этими головами! – И, чуть понизив тон, продолжил: – Вот дерево. Дуб, к примеру, мощный столетний стоит. Поди на него с топором. И что? Употеешь до смерти, пока срубишь. А если под землей кто корни его подпортит, то как он устоит? От одного толчка упадет. Вот оно! Наше преимущество. Не те главные герои революции, кто, размахивая флагами,