Мир без конца. Кен Фоллетт

Кингсбриджа. Отец рявкнул, что он прямой потомок Томаса, ставшего графом Ширингом в тот год, когда король Генрих II поднял руку на архиепископа Беккета. Граф Томас был сыном Джека Строителя, архитектора Кингсбриджского собора, а историю его почти легендарной супруги леди Алины Ширинг рассказывали долгими зимними вечерами после героических сказаний о Карле Великом и Роланде. У человека, имеющего столь достойных предков, никакие монахи не посмеют отобрать землю, рычал сэр Джеральд, уж тем более не такая баба, как приор Антоний. Когда рыцарь начал кричать, лицо Мод приняло выражение усталого смирения, и она отвернулась, хотя Мерфин расслышал слова матери:

      – У леди Алины был еще брат Ричард, который только и умел, что драться.

      Может, Антоний и баба, но у него хватало мужества требовать с рыцаря оплаты счетов. Приор обратился к господину и троюродному брату Джеральда, нынешнему графу Ширингу. Тот вызвал родственника в Кингсбридж, чтобы вместе с приором уладить дело. Поэтому отец был в плохом настроении.

      А потом его ограбили.

      Он обнаружил пропажу после службы. Мерфину зрелище понравилось: темнота, таинственные звуки, тихое пение, которое становилось все громче, громче, пока наконец не заполнило громадный собор; понравилось, как одна за другой загорались свечи. В неверном свете он заметил, что некоторые воспользовались мраком для совершения мелких грешков, за которые уже получили прощение: двое монахов торопливо прервали поцелуй, а шустрый купец отдернул руку от пышной груди улыбающейся женщины, явно чужой жены. Когда все семейство возвратилось в госпиталь, мальчик по-прежнему не находил себе места от восторга.

      Пока ждали, когда монахини накроют завтрак, поваренок пронесся через помещение к лестнице, держа в руках поднос с большим кувшином эля и блюдом горячей солонины. Мать брюзгливо проговорила:

      – Твой родич граф мог бы и нас пригласить на завтрак. В конце концов, твоя бабка приходилась сестрой его деду.

      – Не хочешь каши, можем пойти в таверну, – ответил отец.

      Мерфин навострил уши. Он любил завтракать свежим хлебом и соленым маслом, но мать лишь сказала:

      – Нам это не по карману.

      – Очень даже по карману. – Отец потянулся к кошелю и только тут сообразил, что на поясе пусто.

      Сначала он посмотрел на пол: вдруг кошель упал, – затем заметил срезанные концы кожаного ремня и зарычал от бешенства. Все уставились на него, только мать опять отвернулась и прошептала:

      – Все наши деньги.

      Отец обвиняющим взглядом обвел зал госпиталя. Длинный шрам, бежавший от правого виска к левому глазу, потемнел от гнева. Люди вокруг настороженно затихли: любой рыцарь в ярости опасен, даже тот, кому столь явно не повезло.

      Мать заметила:

      – Тебя обворовали в соборе, никаких сомнений.

      «Пожалуй, она права, – подумал Мерфин. – В темноте люди чаще воруют, чем целуются».

      – Еще и святотатство, – проворчал отец.

      – Думаю, это произошло, когда ты поднял ту маленькую девочку. – Лицо матери искривилось, как