Лучшие рассказы. Нил Гейман

и луна – все сейчас там, где надо. Время пришло. Суша опустится на дно морское, а вода поглотит сушу…

      – Ибо мир очистится льдом и водой из пучины, а я буду признательна, если вы впредь будете занимать только выделенную вам в холодильнике полку, – сказал я.

      – Простите?

      – Это я так. А каков кратчайший путь до этих скал?

      – Подняться по Марш-стрит. Повернуть налево у церкви Дагона и до Менуксет-вэй, а там все время прямо. – Он снял пальто, висевшее за дверью, и надел его. – Идемте. Я вас провожу. Не хотелось бы пропустить забаву.

      – Вы уверены?

      – Все равно сегодня ко мне за выпивкой никто не придет.

      Мы вышли, и он запер дверь бара на замок.

      На улице было промозгло, а белый снег стлался по земле словно дымка. С улицы невозможно было разглядеть, сидит ли мадам Иезекииль в своем гнездышке над неоновой вывеской, а также ждут ли меня по-прежнему в моем офисе незваные гости.

      Низко нагнув головы, мы двинулись в путь навстречу ветру.

      Сквозь его шум я слышал, как бармен говорил сам с собой:

      – Веялка с гигантскими лопастями зеленый сон, – донеслось до меня.

      Там он века покоился и будет

      Он там лежать, питаяся во сне

      Громадными червями океана,

      Пока огонь последний бездны моря

      Не раскалит дыханьем, и тогда,

      Чтоб человек и ангелы однажды

      Увидели его, он с громким воплем…

      Тут он замолчал, и дальше мы шли молча, а снег обжигал наши лица.

      Всплывет, и на поверхности умрет, продолжил я про себя, но вслух ничего не сказал.

      Через двадцать минут мы уже вышли из Иннсмута. И здесь же закончился Менуксет-вэй, превратившись в узкую грязную тропинку, местами покрытую снегом и льдом, на которой мы скользили и подскальзывались, продвигаясь вперед.

      Луна еще не взошла, но звезды уже начали появляться. Их было очень много. Они сверкали по всему небу, как алмазная пыль и осколки сафпиров. Только на побережье можно увидеть столько звезд, много больше, чем вам когда-либо доводилось видеть в городе.

      На вершине утеса, у костра стояли двое, один – огромный и толстый, другой много меньше. Опередив меня, бармен подошел к ним и встал рядом, лицом ко мне.

      – Вот, смотрите, – сказал он, – я привел жертвенного волка.

      Теперь в его голосе мне слышалось что-то странно знакомое.

      Я ничего не сказал. Зеленые языки пламени освещали их снизу: так всегда бывает у призраков.

      – Знаете, зачем я вас сюда привел? – спросил бармен, и я понял, почему его голос показался мне знакомым: это был голос человека, который пытался мне продать алюминиевый сайдинг.

      – Чтобы предотвратить конец света?

      Он засмеялся.

      Вторым оказался толстяк, что спал у меня в кресле.

      – Ну, если говорить с точки зрения эсхатологии, – прошептал он голосом таким низким, что стены бы задрожали. Глаза его были закрыты. Он крепко спал.

      Третья фигура была вся укутана шелками, и от нее пахло маслом пачулей. Она держала нож и ничего не говорила.

      – Этой ночью, – сказал бармен, –