О Луне, о звёздах, обо всём…. Валерий Столыпин

знал каждую кочку. Значит, нужно направить внимание на обыденные события, от которых отвык в вечных скитаниях.

      Он начал пытливо изучать лица и поведение попутчиков. Каждый персонаж, вон их сколько, все разные, это отдельная судьба. У всех она разная. Многих из них можно разгадать по одежде, по взгляду, по манере держаться. А ведь и здесь, среди осёдлого населения, которое просто обязано быть счастливым, тоже практически нет людей, способных искренне улыбаться.

      Переводя взор от одного пассажира к другому, Серёга наткнулся взглядом на девчонку, сидящую в соседнем купе, напротив, в компании таких же, как она, молодых людей. Судя по дате в календаре, скорее всего это были выпускники школы, или уже абитуриенты.

      Пять девчонок и один мальчуган, бездарно тренькающий на гитарных струнах что-то романтическое, сентиментально сопливое. Он бы сыграл куда чувственнее. Эх, сколько девчонок и молодых женщин были очарованы его голосом, скольких он после дружеских посиделок умело утешал. Увы, приласкать, посочувствовать, чтобы добиться желаемого, и действительно совершить по-настоящему добрый поступок, не одно и то же. Кто знает, сколько ещё оставил Серёга после сеансов поглаживания несчастных девчонок, которым пришлось принимать очень непростое решение – рожать или делать аборт.

      Хорошо, что он про эти случаи ровным счётом ничего не знает. А то, о чём неизвестно, можно считать несуществующим. А ведь были среди девчонок и женщин такие, с кем можно связать судьбу, кто мог вылечить его раненую, скорее даже неизлечимо больную душу. И ведь сигналила интуиция, сколько раз сигналила – присмотрись, эта женщина – твоя судьба.

      Не прислушался. Если с каждой, кто под тебя лёг да ноги раздвинул, судьбой делиться – себе ничего не останется.

      Ни одна, увы, не задела душевных струн настолько, чтобы возникло желание раствориться, забыть обо всём. Если чувства мешают свободе, значит это не любовь, а так. Плюнь и разотри.

      Серёга поморщился. Зачем врать! Случалось, и не раз, когда рвать приходилось по живому, с кровью.

      Дурак! Может и жизнь сложилась бы иначе, если бы сумел поверить в любовь.

      Мальчишка вполголоса исполнял чувственную балладу, впечатлённые слушательницы млели от восторга, сопереживая вместе с исполнителем.

      – Я несла свою беду по весеннему по льду. Подломился лёд, душа оборвалася, – сбиваясь с ритма, вдохновлял подружек на слёзы юнец.

      Серёгу нервировали огрехи игры и примитивность вокала, это была его стихия, в которой он чувствовал себя как рыба в воде. Скиталец и не заметил своей жестикуляции, как мимикой и узнаваемыми движениями пальцев исправлял технику игры самодеятельного исполнителя.

      Осознал своё вмешательство в чужое творчество оттого, что встретился взглядом с той, которую несколько минут назад так внимательно разглядывал, даже кое-какие литературные подробности относительно её персоны успел сочинить.

      Девчонка была, если честно, так себе – ничего особенного, если бы