Берлинская рулетка. Александр Тамоников

бы сомневаться! – прозвучало в ответ.

      Первым на свет божий вышел гауптштурмфюрер в оборванном кителе. Вид у него был крайне жалкий. Истрепанная униформа висела мешком, человек превратился в ходячий скелет. Щеки ввалились, глаза запали. Бледная кожа истончилась настолько, что ее можно было проткнуть пальцем. Он потерял фуражку. Со лба спадали безжизненные редкие волосы.

      Гауптштурмфюрер чуть помедлил, выбросил автомат, стащил с себя ремень с портупеей, тоже швырнул в сторону, поднял руки и, спотыкаясь, побрел дальше. Он смотрел прямо перед собой невидящими глазами.

      Следом вышел молодой оберштурмфюрер с крючковатым носом. Он избавился от оружия, стиснул кисти рук на затылке.

      Третьим образовался целый штурмбаннфюрер, невысокий, какой-то кривоногий, с квадратной челюстью. Он снял с себя кобуру, помедлил. Дескать, правильно ли я поступаю? Прозвучал грозный окрик, эсэсовец вздрогнул, избавился от оружия.

      За ними потянулся прочий сброд. Низшие чины выходили по одному, подслеповато щурились, бросали автоматы. Это были вылитые привидения, истощенные, бледные, с воспаленными глазами. Они брели друг за дружкой, шатались как пьяные.

      – А что, мне нравится, – подметил кто-то из бойцов. – Хорошо идут, любо-дорого посмотреть.

      – Последние ласточки, – сказал его товарищ и хохотнул.

      Красноармейцы прикладами согнали пленных в кучу. Прежде с эсэсовцами они особо не церемонились, даже в плен их брали нечасто. Но сегодня решили взять, уж больно жалко выглядели эти доходяги.

      Капитан с пластырем на щеке пересчитал добычу по головам и громко объявил:

      – Двадцать девять! Это все?

      Один из бойцов вприпрыжку бросился к гаражной двери, забросил внутрь гранату. Вздрогнуло внутреннее пространство, что-то осыпалось.

      – Все, товарищ капитан!

      Градов подошел поближе.

      Красноармейцы обыскивали эсэсовцев. Эти фанатики запросто могли припасти гранату и привести ее в действие. Осмотренных пленных они пинками отправляли в кучу.

      Недовольно зашипел белобрысый эсэсовец в оборванном кителе, сжал кулаки.

      – Что ты сказал, дружище? – осведомился накачанный сержант и с удовольствием зарядил пленнику в глаз.

      Тот отшатнулся, закрыл лицо ладонями.

      – Вахновский, давай без самоуправства, – недовольно бросил капитан.

      – Так это разве самоуправство? – спросил сержант и закончил под дружный гогот: – Я же его по-дружески!

      Гауптштурмфюреру тоже не понравилось, когда его схватили за плечи. Он резко вырвался, бросил что-то с презрением, тут же получил под дых и согнулся.

      – У нас все равны, дружище, привыкай, – заявил красноармеец, схватил его за шиворот и пинком отправил куда следует.

      Советские бойцы наслаждались ситуацией. Они еще не утолили жажду мести.

      Штурмбаннфюрер не стал нарываться, опустил голову, терпеливо сносил унижения.

      Градов показал капитану удостоверение. Тот покосился на красные