Сочинения. Романы, повести и рассказы. Иллюстрированное издание. Федор Достоевский

крепко поморщился.

      – В полицию? Что ей надо?

      – Денег не платишь и с фатеры не сходишь. Известно, что надо.

      – Э, черта еще этого недоставало, – бормотал он, скрыпя зубами, – нет, это мне теперь… некстати… Дура она, – прибавил он громко. – Я сегодня к ней зайду, поговорю.

      – Дура-то она дура, такая же, как и я, а ты что, умник, лежишь, как мешок, ничего от тебя не видать? Прежде, говоришь, детей учить ходил, а теперь пошто ничего не делаешь?

      – Я делаю… – нехотя и сурово проговорил Раскольников.

      – Что делаешь?

      – Работу…

      – Каку работу?

      – Думаю, – серьезно отвечал он, помолчав.

      Настасья так и покатилась со смеху. Она была из смешливых, и когда рассмешат, смеялась неслышно, колыхаясь и трясясь всем телом, до тех пор, что самой тошно уж становилось.

      – Денег-то много, что ль, надумал? – смогла она наконец выговорить.

      – Без сапог нельзя детей учить. Да и наплевать.

      – А ты в колодезь не плюй.

      – За детей медью платят. Что на копейки сделаешь! – продолжал он с неохотой, как бы отвечая собственным мыслям.

      – А тебе бы сразу весь капитал?

      Он странно посмотрел на нее.

      – Да, весь капитал, – твердо отвечал он, помолчав.

      – Ну, ты помаленьку, а то испужаешь; страшно уж очинна. За сайкой-то ходить али нет?

      – Как хочешь.

      – Да, забыла! к тебе ведь письмо вчера без тебя пришло.

      – Письмо! ко мне! от кого?

      – От кого, не знаю. Три копейки почтальону своих отдала. Отдашь, что ли?

      – Так неси же, ради бога, неси! – закричал весь в волнении Раскольников, – господи!

      Через минуту явилось письмо. Так и есть: от матери, из Р – й губернии. Он даже побледнел, принимая его. Давно уже не получал он писем; но теперь и еще что-то другое вдруг сжало ему сердце.

      – Настасья, уйди, ради бога; вот твои три копейки, только, ради бога, скорее уйди!

      Письмо дрожало в руках его; он не хотел распечатывать при ней: ему хотелось остаться наедине с этим письмом. Когда Настасья вышла, он быстро поднес его к губам и поцеловал; потом долго еще вглядывался в почерк адреса, в знакомый и милый ему мелкий и косенький почерк его матери, учившей его когда-то читать и писать. Он медлил; он даже как будто боялся чего-то. Наконец распечатал: письмо было большое, плотное, в два лота;[11] два большие почтовые листа были мелко-намелко исписаны.

      «Милый мой Родя, – писала мать, – вот уже два месяца с лишком, как я не беседовала с тобой письменно, отчего сама страдала и даже иную ночь не спала, думая. Но, наверно, ты не обвинишь меня в этом невольном моем молчании. Ты знаешь, как я люблю тебя: ты один у нас, у меня и у Дуни, ты наше все, вся надежда, упование наше. Что было со мною, когда я узнала, что ты уже несколько месяцев оставил университет, за неимением чем содержать себя, и что уроки и прочие средства твои прекратились! Чем могла я с моими ста двадцатью рублями в год пенсиона помочь тебе? Пятнадцать рублей,

11

Лот – русская мера веса (12,797 г), применявшаяся до введения метрической меры.