Битва железных канцлеров. Валентин Пикуль

бы охотно променял Гумбольдта и Мольтке на одну лишь голову прусского политика… Это нужно не только Берлину, но, думаю, пошло бы на пользу и Петербургу.

      – Пруссия не имеет политика, – отвечал Жомини.

      – Точнее, она не имеет политики. Но политик уже есть… Я говорю о Бисмарке, что застрял во Франкфурте, где он каждый вечер надувается, как пузырь, дешевым вином.

      Потом была пышная иллюминация и обед в Грановитой палате, напомнивший застолья Ивана Грозного, когда к пирующим несли лебедей с бриллиантами, вставленными вместо потухших глаз. Коронация обошлась народу в 18 000 000 рублей, и, определив стоимость этой церемонии, я заканчиваю ее описание.

* * *

      Русский дипломат Жомини, всю жизнь выглядывая из-за плеча Горчакова, обожал тень. Оттого-то читатели больше знают его отца,[3] которого обессмертил Денис Давыдов:

      Жомини да Жомини,

      А об водке ни полслова!

      Александр Генрихович Жомини считался «Нестором русской дипломатии», как никто другой знавший все ее тайны, и, подобно Горчакову, он долго был гоним по службе канцлером Нессельроде. Горчаков сразу же сделал Жомини главным советником министерства, приобретя тем самым «золотое перо» лучшего стилиста в искусстве дипломатической переписки. Документы, вышедшие из канцелярии Горчакова, снискали в мире славу подлинных шедевров политического красноречия, но историки давно потеряли надежду выяснить – кто их автор, Горчаков или Жомини? Скорее, они работали совместно, стремясь к тому, чтобы политический документ возвысился до уровня художественной классики. О своем помощнике Горчаков сам не раз говорил: «Про барона Жомини можно сказать, что он словно Иисус Христос в евхаристии – его все едят и пьют, но никто его еще никогда не видел…»

      Сегодня Жомини скромно доложил министру, что от острова Мальты отошла большая английская эскадра.

      – Конечно, – сказал Горчаков, – они покинули Мальту, чтобы войти в Черное море, где у нас один кукиш…

      Граф Эстергази, посол венский, и лорд Гренвиль, посол лондонский, разводили перед Европой кляузы, будто русские укрепляются на острове Змеином… Из-за этого островка Александр II тоже донимал Горчакова:

      – Гренвиль предлагал мне свои корабли для эвакуации наших людей со Змеиного… Какой плевок! Подумать только, сколько терплю я унижений от этой склочной Англии…

      Гренвиль с Эстергази сделали князю заявление:

      – Не рано ли вы стали насиловать Парижский трактат?

      – Ваши скучнейшие разговоры об острове Змеином, – ответствовал Горчаков, нюхая табак, – я регистрирую как примечание петитом к своему вопросу, набранному крупным шрифтом: когда из Греции, и без того страдающей, будут удалены оккупационные войска ея величества королевы британской?

      Морни тоже сделал заявление – от имени Франции:

      – Я смотрел карту, но нигде не нашел острова Змеиного, и французам безразлично, кто его населяет…

      Желая закрепить «провод» между

3

Г. В. Жомини (1779–1869) – крупный военный мыслитель, родом из Швейцарии; покинув армию Наполеона I, в 1813 году поступил на русскую службу; организатор Военной Академии в России; в 1840-х годах удалился во Францию на покой, но во время Крымской кампании счел своим долгом вернуться из Франции в Россию, где и оставался вплоть до заключения Парижского мира.